Канны. День седьмой: Педро Альмодовар - Разомкнутые объятия и Марко Беллоккьо - Побеждать
Канны. День шестой: Кен Лоуч В поисках Эрика и Ларс фон Триер Антихрист
Канны. День пятый: Джонни То Месть и Брилланте Мендоза Кинатэй
Канны. День
четвёртый
Канны. День третий
Канны. День второй
Канны. День первый
Статистика, история и подробности фестиваля
2008 2007 2006 2005 2004 2003 2002 2001 2000
Источники:
Роман Волобуев "Афиша"
Всё о Каннском кинофестивале Текст: Ксения Рождественская (Блог film.ru)
Валерий Кичин, Канны
Блог: Алексей Тарасов Старший редактор журнала "Афиша"
Юрий Гладильщиков
Каннский дневник. День девятый, 21 мая 2009-го
May. 22nd, 2009 | 12:17 am Юрий Гладильщиков
* Опять с сожалением уведомляю, что не смогу – теперь уже, видимо, до конца фестиваля – реагировать на комментарии к этому дневнику. На все вопросы отвечу на той неделе, вернувшись в Москву. Слишком плотные дни. И слишком паршивый интернет в отеле. Именно этим объяняется тот факт, что кому-то я ответил, а кому-то нет. На самом деле я отвечал всем. Но отправляешь ответ – бац, вырубился сигнал. А ты ответ не скопировал. Пишешь заново, отправляешь – глядь, в блоге стоят оба ответа. Убиваешь первый – исчезли оба, и сигнал опять пропал. В итоге в бешенстве вырубаешь компьютер. Без крайней нужды я впредь не буду покупать интернет, если он от swisscom. Ситуация комичная. Открываешь доступные сети – ловится безумное количество запароленных сетей, а твоего факаного swisscom’a, за который ты заплатил сумасшедшие деньги, нет как нет. Исчез с лица земли. (Про сумасшедшие деньги все точно. Я жил в разных отелях, в том числе очень высокого класса, когда платил за комнату не сам. Так там интернет дешевле, чем swisscom в середняцком отеле Канна.) А эта компания рулит, между тем во многих европейских гостиницах – во Франции, Германии, Нидерландах.
* Кстати не без радости сообщаю, что не слишком облажался, напророчив социальный бунт на Круазетт. Канн стал пиком для всеобщей забастовки энергетиков. Они использовали всю свою силу, поэтому не только устроили бурную демонстрацию, но и вырубили ток в каннских залах. Несколько часов те трубили на запасных генераторах. Меня бунт отчего-то миловал. А вот коллега Кичин умудрился прийти на просмотр, на котором экран погас – и с концами. Наступила полная тьма. Только минуты через три на потолке зарделся тусклый прерывающийся огонь. Подождав еше минут десять, коллега Кичин с просмотра ушел.
* Невозможно отвлечься от наших дел. Для вас это уже, наверное, не новость, а я вот только что узнал из сегодняшней Variety, что Михалков создал комиссию по этике, обладающую правом исключать из союза кинематографистов нехороших членов. Ага, у нас теперь, значит, чисточки начнутся! У меня такое ощущение, что скоро стыдно будет оставаться в этом союзе.
* Который день пытаюсь понять: все-таки «Антихрист» фон Триера – деградация или шедевр? Плаховы, которых встретил сегодня второй раз за весь фестиваль (вот вам Канн – можно ходить совершенно разными тропами), считают его очень серьезной картиной. В любом случае (подумал об этом еще вчера), наверное, я неправильно трактовал его смысл, что дьявол – это женщина. Скорее, смысл в том, что секс – это зверь. Оттого все эти звери и птицы на экране: ворон, лань, лисица. Ну да, а раз зверь, то и природа. А раз зверь, то и Антихрист. На пресс-конференции, оказывается, какой-то из западных журналистов попытался типа того что вызвать фон Триера к доске и заставить прямо ответить на вопрос, о чем его картина. Фон Триер его на три буквы послал. Не прямо, но внятно.
* Тарантино отметил вчерашний вечерний смокинговый показ «Бесславных ублюдков» тем, что сплясал на красной лестнице. И сам, и с одной из своих звезд, роскошной в фильме Мелани Лоран. Вчерашняя лестница была, конечно, самой звездной за весь фестиваль: Бред Питт со своей вечной миссис Смит Анджелиной Джоли, Диана Крюгер, которая тоже играет в «Ублюдках», Вирна Лизи, непременная в Канне Шарон Стоун (потому что обязательно проводит тут вечер по сбору средств на борьбу со СПИДом), Энг Ли и даже новый кумир кинодевушек Роберт Паттинсон из «Сумерек».
Сегодняшняя каннская пресса особенно отмечает, что немцев в «Ублюдках» играют немцы, французов – французы, американцев – американцы. Редкое исключение – два канадца (включая комика Майка Майерса) в эпизодических ролях англичан. Это вам не китаянки в ролях японок в «Дневниках гейши» и не японец в роли Чингисхана в «Монголе». Уж тем более не араб Омар Шариф в роли типичного русского доктора Живаго.
Между тем баллы, которые фильм Тарантино обрел сегодня от пятнадцати ведущих французских критиков в Le film français, приличные, но не самые высокие. Эти критики гораздо выше оценивают одияровского «Пророка», «Разомкнутые объятия» Альмодовара и пропущенный мной (надеюсь поймать в воскресенье, в день повторов) фильм патриарха Алена Рене Les herbes folles.
* Высоко – по традиции – оценили французские коллеги и фильм англичанина Кена Лоуча. На сей раз «В поисках Эрика» - Looking for Eric. Вот фильм, который абсолютно выбивается из каннской программы этого года: ни секса, ни насилия, ни эпатажа, ни провокации. И вот пример изумительного режиссера, который работает в своей нише и снимает кино, к которому, по идее, все должны быть равнодушны, но которое все обожают (под «всеми» понимаю фестивальную аудиторию – многие из вас, уверен, о Лоуче до сих пор не слышали). Все фильмы Лоуча обязательно попадают в каннский конкурс. У него гигантское количество каннских наград, включая «Золотую пальмовую ветвь» за «Ветер, который качает вереск». У него бывали и масштабные проекты – всегда про революционный войны: тот же «Вереск» про антибританское сопротивление в Ирландии или более ранняя «Земля и свобода» про гражданскую войну в Испании. Оба фильма были, кстати, про то, что революционные движения, по некой странной логике, всегда заканчиваются тем, что начинают расстреливать своих. Что начинается чистка прямо как в михалковском союзе кинематографистов (правда, в случае Михалкова речь не о революции, а о контрреволюции).
Но большинство фильмов Лоуча – про обычных английских людей. Про их неудачи. Про их удачи. И это почему-то так трогает, оставляет потом такое позитивное впечатление, как редко какое другое кино. Лоуч, мне кажется, один из реально лучших, самых искренне доброжелательных людей, живущих на этом свете. При этом он реальный человек – не идиот, не слюнтяй, не святоша, не моралист. Но и не аморалист. Он свой какой-то. Удивительно, но оказывается, что когда в кинематографе присутствует такой человек – это уникально и неповторимо.
В «Поисках Эрика» - про очередного фирменного героя Лоуча, стареющего почтальона, который спустя тридцать лет удачно и не очень пытается возобновить роман с давней любимой и разобраться с криминальными проблемами сына. Один из фокусов фильма в том, что герой - болельщик «Манчестер юнайтед» и, когда решает очередные жизненные проблемы, представляет в качестве своего альтер эго бывшего форварда «Юнайтед» Эрика Кантона. Ударный эпизод: когда три автобуса болельщиков «Манчестера» приезжают отмстить подонкам за главного героя и, чтобы скрыть лица, надевают резиновые маски с лицом Кантона. После разборки один из них снимает маску – а там настоящий Кантона. Ну, тоже не настоящий Просто герой придумал, что это было бы классно.
Правда, каннскую пресс-конференцию Лоуча именно актер Кантона и сломал. Нечаянно. Многие вопросы, понятно, были обращены именно к нему. Его тупо допытывали, что он думает по поводу исхода финального матча Лиги чемпионов «Манчестер» - «Барселона».
* Сегодня посмотрел один из самых загадочных фильмов, какие видел в жизни – «Белую ленточку», Das weisse Band европейского гражданина, урожденного австрийца, еще одного живого классика Михаэля Ханеке. Пожалуй, только давний «Пикник у Висячей скалы» Питера Уэйра порождал такое же количество загадок. С «Пикником» фильм Ханеке роднит еще и то, что он тоже о строгой провинции прошлого, где вдруг начинаются события, которые противоречат нравам и стилю жизни. Какого времени это прошлое, понимаешь не сразу, а это важно. Но обозначим и отличие фильма Ханеке от «Пикника»: картина Уэйра была не идеологической – метафизической. Как и почему пропали в ней викторианские девушки (пишу «викторианские», хотя действие происходило в Австралии), неведомо, но понятно: они хотели и должны были вырваться из этой жизни. Картина Ханеке – идеологическая. Он продолжает развивать тему, которая волновала его всегда: в чем природа насилия, агрессии, зла.
Анализируя картины Ханеке, приходишь к несколько комичному выводу, что причины упомянутых насилия, агрессии и зла он видит во всём, что видит. Во всем, что существует в мире. Но может, он иправ, и его взгляд – истинно радикальный. Всё порождает зло и психологических монстров. Зло и монстров порождают масскульт и прежде всего кинематограф – см. «Забавные игры» в оригинальном немецком, а не переснятом недавно Ханеке для Голливуда англоязычном варианте. Зло порождает классическая музыка, то удушение ею, те гаммы, которыми с детства убивают девочек-пианисток – см. экранизацию романа Нобелевской лауреатки Эльфриды Елинек «Пианистка».
(Черт! Вдруг подумал о том, о чем надо было подумать раньше: что нынешний президент Каннского жюри Изабель Юппер, сыгравшая главную роль в «Пианистке», должна симпатизировать Ханеке!).
Зло порождает конфликт метрополий и бывших колоний, конфликт между людьми первого и второго сорта – см. «Скрытое». Зло порождает религия, особенно строгая протестантская – см. «Белую ленточку». Ханеке продолжает снимать строго, классически – в таком классическом бергмановском ключе. Фильм черно-белый, без закадровой музыки, начальные и финальные титры идут в тишине на черном фоне. Длина фильма, между прочим. 2 часа 24 минуты. Но нисколько не скучаешь. Действие происходит в идиллической протестантской деревне на севере Германии, где вдруг начинают твориться страшные вещи. Доктор скакал домой – и напоролся на натянутую кем-то невидимую веревку. Погибает, рухнув под гнилые доски, немолодая женщина, нанятая местным бароном, главным работодателем, для уборки. Потом кто-то отволакивает маленького кудрявого блондина-бароненка в лес, связывает и бросает. Потом исчезает маленький местный дурачок – его нашли в лесу изуродованным, почти ослепленным, хорошо, что живым. Потом куда-то деваются две семьи, имеющие сложные внутренние конфликты и связи с происшедшим.
А потом, оказывается, начинается Первая мировая. Местное сумасшествие становится родственным общемировому – первой истинно дикой всечеловеческой войне.
Целый день хожу сегодня и думаю: кто, что, кого, почему?: Всякая трактовка не идеальна. У всех свои противоречия. В фильме полуозвучивается версия, будто во всем виноваты преправильнейшие и вроде бы послушные дети местного пастора. Думаю, они виноваты, но не во всем. Во всех преступлениях, явленных в фильме, виновны разные. Но дети пастора очевидно виноваты в последнем и главном. Прочие преступления порождены местью – чувство хотя бы понятное. Последнее и главное в фильме – истинной злобой и этаким сатанинским любопытством: а что будет, если с человеком обойтись вот так. Ясно, что Ханеке обвиняет на сей раз именно религию. Строгие, подавляющие личность и тело, правила поведения. Строгие наказания. Строгую мораль. Строгое воспитание моралью приводит к тому, что в итоге мы имеем злобу, агрессию, протест, аморальность. Священник-протестант, воспитывая своих детей, заставляет носить их на плече белую ленточку – знак невинности и чистоты. А дети ненавидят эту чистоту, потому что она их строит и подавляет, и вынашивают гнусные планы отмщения.
Сегодня Каннский кинофестиваль для меня заканчивается, и это торжественное событие я решила отметить вчера героическим поступком: собрала волю в кулак и отстояла полчаса в очереди на конкурсный фильм Михаэля Ханеке «Белая лента», а потом все два с половиной часа его прилежно смотрела.
В общем, это яркий пример того, о чем говорят некоторые аналитики, отсматривающие всю конкурсную программу: по составу участников 62-й Каннский кинофестиваль, может, и самый сильный за последние полвека, однако большинство этих суперрежиссеров выступили неожиданно слабо, и представленные в нынешнем конкурсе произведения вряд ли станут украшением их фильмографий.
Действие «Белой ленты» происходит в немецкой деревне аккурат перед убийством эрцгерцога Фердинанда и, соответственно, началом Первой мировой – подобные привязки к историческому контексту, которые мало что добавляют к происходящему на экране, обычно только раздражают своей ложной многозначительностью. В деревне творятся странные делишки: то лошадь споткнется о натянутую между березок проволоку, и скакавший на ней местный доктор загремит в больницу с переломами, то мать семейства нечаянно попадет в лесопилку, а ее сын в отместку выкосит хозяевам лесопилки капустное поле. Есть еще пастор, который объясняет смысл названия: белую ленту родители привязывают куда-нибудь непослушным детям, чтобы она своим цветом напоминала о чистоте и непорочности и предупреждала о том, что за плохое поведение будет атата. Присутствует тема инцеста и прочих нехороших излишеств, а в качестве главной страшилки в какой-то момент является зарезанный маникюрными ножницами волнистый попугайчик.
Снято все на ч/б, сопровождается суровым закадровым голосом и слегка напоминает почему-то назидательные толстовские истории для детей – картина изобилует насупленными протестантскими детишками с белыми ленточками и заканчивается все групповым портретом деревенских жителей в церкви: есть, в общем, подозрение, что 67-летний Ханеке, как и Павел Лунгин со своими последними картинами, начинает испытывать повышенный возрастной интерес к религии.
Что касается русского участия в нынешнем Каннском фестивале, сегодня еще в конкурсе «Особый взгляд» будет показан фильм Николая Хомерики «Сказка про темноту». Никакая это, конечно, не сказка, и ни про какую не темноту – еще на стадии съемок не соответствующее содержанию картины название стало причиной комических заголовков типа «Николай Хомерики снимает «Ночной кошмар во Владивостоке».
Дело происходит действительно во Владивостоке, где живет милейшая женщина-инспектор по делам несовершеннолетних, которую играет Алиса Хазанова. Один из беспризорных детей, которых милиционерша вытаскивает из всяческих клоак, открывает ей глаза на плачевное состояние ее личной жизни, на котором она до этого не зацикливалась. В «Сказке про темноту» люди, в том числе и милиционеры, вообще разговаривают нормальным человеческим языком, то есть свободно пользуются матом, что создало авторам дополнительные проблемы в смысле необходимости сделать цензурную версию для телевидения (а какой еще прокат может быть у этой картины, не очень понятно) и для «Кинотавра».
Коротко и цинично говоря, суть «Сказки…» сводится к отражению мутного душевного состояния одинокой женщины, не знающей, с кем бы ей переспать, да и не уверенной, стоит ли вообще это делать – в общем, как выражается режиссер, это фильм о любви и ее поисках. Благодаря Алисе Хазановой, не вписывающаяся в окружающую среду героиня вызывает симпатию и понимание, однако лично меня немного перекорежило, когда в одной из сцен она едет в автобусе, и поверх ее отражающегося в окне лица мелькают светящиеся окна владивостокских домов. Автору многие предлагали закончить картину на этой лирической пошлости, но ему хватило вкуса этого не делать, и он завершил «Сказку…» энергичным милицейским диалогом опять же о любви.
Правда, к сожалению, в цензурной версии из ударной финальной реплики придется убрать мат, без которого драматизм отношений между героями заметно снижается. Зато каннская публика воспримет картину в ее оригинальном звучании и возможно, оценит по достоинству сложный и противоречивый внутренний мир дальневосточной милиции.
Забавные икры
Роман Волобуев "Афиша"
В высшей степени странная «Белая лента» Ханеке — такой немножко «Догвилль», немножко рейгадасовский «Безмолвный свет», черно-белый, красивый, застегнутый на все пуговицы, накрахмаленный, сделаный очень виртуозно, скучный до зубной боли.
Канун первой мировой, некая деревня, где происходят акты как бы индивидуального террора — то доктора с лошади сбросят, то ребенка изуродуют. Кто это делает, в общем понятно со второй сцены, но поскольку это не детектив, а проповедь — надо два сорок сидеть и ждать, пока дойдет и до главного героя. Плюс фирменная менторская интонация.
Есть, справедливости ради, несколько грандиозных сцен, которые на фоне общего тотального бубубу особенно врезаются — в частности, гениальная про поцелуй. Едут на телеге сельский учитель и гувернантка, которые должны через год пожениться (раньше родители не разрешают), но мы понимаем, что они не поженятся, потому что будет война. И она его как-то робко целует, по всей видимости в первый раз (а он дурацкий, пухлый, в очечках каких-то), и потом три минуты сидит в свой половине экрана, руки на коленках, а с лицом такое творится, как будто она ЛСД съела.
Но в целом, конечно, хочется мастера за бороду подергать, чтоб лицо попроще сделал.
Блог: Алексей Тарасов
Канны. День 9: Румыны 
Как ни удивительно, вчера не было очереди на «Сказки Золотой эпохи», сборник румынских анекдотов о правлении Чаушеску, собранных под художественным руководством позапрошлогоднего победителя Канн Кристиана Мунджиу («4 месяца, 3 недели и 2 дня»). Три новеллы из пяти (про официальный визит, про ретуширование и про свинью) выполнены в эстетике журнала «Ералаш», а в первой даже проклевывается какая-то неприятная кустурица. Лучше всех третья, поставленная самим Мунджиу драма о влюбленном водителе грузовика (Влад Иванов, дьявольский врач из «4 месяцев»), который воровал у куриц яйца, и пятая, «Легенда о продавцах воздуха», про Бонни и Клайда, которые сдавали чужую стеклотару. Люди жалуются, что нет больше сил смотреть кино про «этих веселых румынов», но это они просто отказываются верить, что эпитет «румынский» может быть знаком качества.
Уж тем более можно было спокойно попасть на комедийный, как я понял, хоррор «Гореть мне в аду», маленький независимый проект Сэма Рэйми, взявшего передышку после третьего по счету «Человека-паука». Сюжет крутится вокруг страшных проклятий. В одной из первых сцен удивительно бодрая для своих лет цыганка беззубым слюнявым ртом кусает за подбородок банковскую служащую, пока та отбивается от нее степлером. Я почему-то подумал, что найду себе занятие поинтереснее.
Сходил на полдевятого утра на приятную, хоть и ужасно затянутую конкурсную драму «Сначала» с самым скучным на свете актером Франсуа Клюзе, играющим квелого жулика, который раскрутил провинциальный городок на строительство трассы Москва-Васюки, а в конце размяк и начал строить трассу взаправду. От одного вида Клюзе клонит в сон, зато пару раз в кадре появляется Жерар Депардье, и сразу все оживает – ему бы меньше пить и можно было бы роли большие играть.
Пойду съем рыбный суп, о котором девятый день мечтаю, а потом к румынам – у меня сегодня с Мунджиу стрелка в районе отеля «Мартинез».
Блог: Алексей Тарасов Старший редактор журнала "Афиша". Канны. День 8: Ханеке.
село и в Африке село
Вуаля, настоящий
претендент на пальмовую ветвь – «Белая лента»
Михаэля Ханеке, бергмановского масштаба моралите, замаскированное под
детектив о загадочных событиях в немецкой деревне, пересказанных
школьным учителем. Сначала кто-то сбрасывает с лошади сельского
доктора, потом вырубает капусту в огороде у барона и так далее и так
далее, пока не начинается Первая мировая война. Центральная тема –
потеря невинности в широком смысле этого слова. Каждый второй в кадре –
ребенок. По ходу дела выясняется, что дети, когда
подрастут, становятся исчадиями ада.
Лучшим фильмом Ханеке все же остается «Скрытое», но по уровню амбиций и виртуозности исполнения «Лента» опережает нынешнего лидера рейтингов «Пророка» и уж тем более дышащие ему в спину «Разорванные объятия». К тому же, у Ханеке должен быть блат – как ни крути, председатель жюри мадам Юппер многим ему обязана.
После сеанса решил прогуляться перед сном по ярмарке тщеславия вдоль Круазетт. Аккордеонисты играют «Калинку-малинку», индийские попрошайки просят прикурить, полиция взяла в оцепление единственный в городе «Макдональдс» - то ли какая-то потасовка, то ли хотят филе-о-фиш без очереди.Бог не хочет, чтобы Ханеке умер
Текст: Ксения Рождественская, 21.05.2009 18:16:15
Ханеке, Ханеке. Золотая Пальма, если в этом мире есть справедливость. Совершенно нечего больше сказать, правда. Не рассуждать же о религии и крестовых походах детей. Или вот еще можно сюжет пересказать, тоже дело. Начало ХХ века. В маленькой деревушке, где тюфяк-учитель руководит детским хором, происходят некие события. Местный доктор падает с лошади и попадает в больницу, кто-то избивает сына барона, учитель знакомится с молодой девушкой, баронесса уезжает в Италию, пастор заставляет своих старших детей носить белые ленты, чтобы они помнили о чистоте и невинности.
Мелкие происшествия, странные и обыденные, жестокость, зависть, месть, страсть, — грехи ткут причудливый белый узор, учитель, чей постаревший голос звучит за кадром, пытается не забыть и не упустить ничего важного. И не упускает: в этом фильме важнее всего загадка, и беспомощность наблюдателя, и какие-то еще тонкие удивительные вещи, которые невозможно и не нужно проговаривать вслух. Первая мировая война на пороге, и все, что происходит, все, что делают люди, вообще все люди этого черно-белого мира, — лишь глупые попытки маленького мальчика пройти по перилам моста: "Я даю Богу возможность меня убить. Если я не упаду, значит, он не хочет, чтобы я умер".
Ален Рене моложе всех молодых
Текст: Ксения Рождественская, 21.05.2009 14:56:56
Ален Рене моложе всех молодых, знаете ли. В его новых личных страхах в общественных местах — фильме "Сорная трава" — случайность цепляется за случайность, эмоции растут во все стороны, в результате получается дурацкий и неправильный роман между немолодыми людьми. Она зашла купить туфли, а у нее украли сумочку с бумажником. Он нашел бумажник, начал представлять себе, как познакомится с владелицей. Очень французская, ироничная, мимолетная история, снятая так, будто автору не 87, а чуть за 40, а за окном Париж конца семидесятых.
Фильм "В начале" Ксавье Джанноли основан на шикарной реальной истории — но, к сожалению, и герой играет не очень, и периодическое появление Жерара Депардье не спасает. Фильм только на истории и держится: вышедший из тюрьмы мужик ездит из города в город, подделывает некие документы, арендует по ним строительный инвентарь, перепродает его, тем и живет. Но в одном городке ему предоставляется возможность провернуть сделку покрупнее. Два года назад там собирались построить шоссе, но проект забросили. В городке безработица, и появление этого Хлестакова воспринимается всеми как начало новой жизни. Он обещает начать строительство заново, фирма по аренде строительных машин дает ему откат, чтобы он воспользовался именно их услугами, и он уже почти готов смыться с этими деньгами, но как-то, знаете, слово за слово...
Он все больше увязает и в строительстве — которое действительно начинается, и в местной неторопливой жизни, и дети дарят ему картинки с видом на шоссе и надписью "спасибо, босс". Чем дальше, тем непонятнее, откуда взять денег, чтобы заплатить рабочим, а этот кусок шоссе ниоткуда в никуда уже становится для героя обсессией. Производственная драма, основанная на фейке.
А вот "Белую ленту" Михаэля Ханеке я хочу посмотреть еще раз. И совершенно не хочу о ней говорить.
Время новостей
21.05.2009 Алиса Хазанова: Мне хочется чувствовать жизнь
-- Каннский фестиваль собирает не только все самое интересное в мировом кинематографе, но и самую роскошную публику. Как и для каждой женщины, для вас, наверное, самым сложным был вопрос, что надеть?
-- У меня была масса предложений от разных модельеров, так что, надеюсь, не опозорю нашу страну, буду выглядеть достойно. Но главное все-таки, что фильм у нас получился, и нам не стыдно представить его в Канне.
-- А как получилось, что вы стали сниматься в кино? Вы же начинали как балерина?
-- Мне еще в балетном училище педагоги говорили, что во мне есть актерская природа. Когда из-за травмы я перестала танцевать, я долго раздумывала, могу ли быть актрисой. Когда до меня наконец дошло, что если я не попробую этого сделать, буду всю жизнь жалеть, решила все-таки попытаться. Мне очень повезло: мы встретились с Николаем Хомерики.
-- Как вы познакомились?
-- Я жила тогда в Париже, а Николай учился во Французской киношколе. Мы познакомились в гостях, вышли покурить, и я сказала, что хотела бы принять участие в съемках. И он придумал для меня эпизод в своем первом короткометражном фильме «Вдвоем». Такой, что если бы не понравилось, можно было вырезать. Но все оставил. У Коли очень четкое видение людей, он сразу понимает, подойдет человек для фильма или нет, это я сейчас уже знаю, после третьей совместной работы. В общем, Коля дал мне некую уверенность в том, что я могу стремиться к тому, чтобы стать профессиональной актрисой.
-- Геннадий Хазанов, ваш отец, влиял каким-нибудь образом на ваш выбор?
-- Нет, никогда. У нас с ним разные дороги в профессии, разные вкусы. Но это не мешает нам с удовольствием общаться, обсуждать всякие творческие моменты. Он всегда честно мне говорит, что думает.
-- Вы пока работали только с Николаем Хомерики?
-- Нет, у меня уже восемь ролей в кино. Я снималась у замечательного режиссера Николая Досталя в «Завещании Ленина». Я даже в одном американском фильме успела поучаствовать в небольшой роли на английском языке. Но с Хомерики, конечно, отдельная история. У нас полное взаимопонимание, профессиональное и человеческое, -- это большое счастье.
-- Обстоятельства жизни Ангелины, героини «Сказки про темноту», далеки от ваших собственных. У вас перелеты Париж--Москва, связанные с работой мужа, творческая профессия, благополучие. У нее служба в детской комнате милиции, одиночество, неприкаянность.
-- Да ведь и неважно, как и где живет моя героиня. Рассказана история человека. Внутри всегда гораздо больше точек пересечения, чем во внешних обстоятельствах. Кроме того, мне помогало, что я хорошо знаю Колю и сценариста Сашу Родионова. Я понимала вектор, что ли, всей истории, знала, что от меня требуется. Сценарий был крайне жесткий, у другого режиссера получилась бы совсем иная картина. А Николай Хомерики сделал фильм о любви.
-- Вы как-то изучали работу в милиции?
-- Сначала читала блоги в Интернете. Потом прошла стажировку во Владивостоке в районном отделении. В отделе по работе с несовершеннолетними. Пообщалась там с женщинами, очень похожими на мою Гелю, ходила с ними на объекты, как принято у них говорить. Это мне очень помогло.
-- Ненормативная лексика в качестве обиходного языка вас не пугала?
-- В какой-то момент у меня прошел ужас перед наличием мата в кино или в театре. Потому что если стремиться к документализму в искусстве, то есть к отражению жизни, неправильно отказываться от нецензурных слов. Ведь правда странно видеть на экране милиционера, который вообще не ругается? Ненормативная лексика -- часть нашего языка, так уж сложилось, и глупо отрицать очевидное.
-- Вам близко искусство, которое у нас развивает Театр.doc и которое теперь перетекло в кино?
-- Это живая материя. Мне интересно, когда люди пытаются повседневную жизнь понять и вскрыть каким-то новым способом, новым языком. Я очень люблю классику, но, к сожалению, мало кому удается сделать ее живой, актуальной. А мне хочется чувствовать жизнь.
-- А вам не хотелось бы сняться в каком-нибудь дорогом, гламурном фильме?
-- Не очень понимаю, что это такое. Если имеется в виду просто богатое, костюмное кино -- почему бы и нет? Очень важен сценарий. И режиссер. Это основа, которая важнее любого внешнего эффекта.
-- Есть у вас уже сейчас новые предложения?
-- Вот только что звонил режиссер Джамшед Усманов, он живет во Франции. Приглашает меня в свой новый фильм. Будем встречаться и обсуждать. Даррен Аронофски, с которым я общалась после московской премьеры «Рестлера», обещал прислать свой новый сценарий. Его будущий фильм связан с балетом. Ничего другого пока нет. Зато начались репетиции в театре «Практика» с Валерией Гай-Германикой. Это пьеса Юрия Клавдиева, называется «Анна», если все сложится, то осенью сыграем премьеру.
Одной из последних ролей Олега Янковского стал митрополит Филипп, просвещенный оппонент Ивана Грозного, в фильме "Царь", представленном на днях на Каннском фестивале. "Олег Янковский привнес в этот образ человека чести спокойное достоинство", - пишет критик журнала Screen International, употребив именно эти ключевые для актера слова - "покой" и"достоинство".Валерий Кичин
Первое, что вспоминаешь, - мудрый взгляд. Все понимающий, ироничный. Взгляд Мюнхгаузена, взгляд Сказочника - художника, творца мира. С таким хорошо молчать - все ясно без слов: счастье - это когда тебя понимают. Не знаю, откуда бралось это ощущение. Наверное, все-таки не от актерского мастерства. Наверное, все-таки от личности. С Янковским было надежно. Было теплее на земле с ним.
Теперь станет холоднее. А говорят, что не заменимых нет!
Актерская судьба странная. Человек живет сразу во всех возрастах. Янковский с нами юный, с дерзкими глазами, из фильма "Служили два товарища". Таким и останется, потому что фильм хороший, его будут смотреть и через десятилетия. А вот он с прищуром, фантазер, творец правды не бытовой, ползучей, а романтической - всегда в полете. Это - Мюнхгаузен из великолепной картины Марка Захарова. Ленина на сцене он играл без грима - зачем? Ленин у него был умным и страдающим. Он верил в это - не в историческую правду конкретного вождя пролетариата, а в необходимость людям человека, в котором воплощена правда и справедливость. Образы неотделимы от него самого. Без Янковского их нет, без них нет Янковского.
Таким он тоже останется с нами.
Из его последних "возрастных" ролей - митрополит Филипп, просвещенный оппонент Ивана Грозного, одна из бесчисленных жертв российских тираний. Мы только что видели его в этой трагической роли на просмотре фильма "Царь" в одной из программ Каннского кинофестиваля. Вся здешняя пресса особо отмечает этот дуэт Янковский - Мамонов, который составляет суть и главное достоинство картины. "Олег Янковский привнес в этот образ человека чести спокойное достоинство", - пишет критик журнала Screen International, употребив именно эти ключевые для актера слова - "покой" и "достоинство". Мы действительно никогда не видели Янковского суетливого. Не видели его в страхе, в растерянности. Не знаю, возможно, и это было бы под силу ему как актеру - но наверное, суетливые персонажи его просто не интересовали. Как и персонажи глупые. Хотя он прекрасно играл характерные роли. Он не был идеальным героем - он был героем настоящим.
Янковский - как айсберг: его главное - в подтексте. Он думает больше, чем говорит. Он знает больше, чем думает. И роли его большинству известны только надводные - киношные. Хотя он человек в первую очередь театральный. Те, кому повезло видеть его в спектаклях Ленкома, счастливы. Это другой Янковский, которому подвластны любые краски. И это человек команды, человек ансамбля. Ленком вообще славен актерским ансамблем, какого нет больше нигде. Был подобный у Товстоногова и есть в Ленкоме. Театр великий, хотя у нас и не принято такое писать о ныне существующем явлении искусства. Он великий, потому что состоит из великих актеров и вдохновляется великим режиссером. Скажем это, пока он в расцвете, - потом будет поздно. Скажем это, чтобы яснее понять масштаб утраты: один из лучших театров мира несет в последние годы потери невосполнимые и оглушительные. Любимые люди уходят - пусть живет любимый театр.
Не знаю, услышал ли это слово - великий актер - Янковский при жизни. А он великий актер. Таких единицы за всю историю. Такие входят в легенды. Такие определяют лицо современного им искусства. Была эпоха Мочалова, была - Москвина, была - Смоктуновского. Теперь ушла эпоха Янковского. Ушла его мудрость, ушло его понимание, ушло его достоинство. Сохраним ли мы эти качества, которые были так дороги ему в искусстве, зависит теперь от нашей мудрости, понимания и достоинства.
Имеющим уши Янковский очень многое сказал своей жизнью и своими
ролями. А остальные так и будут существовать, словно ничего не
случилось.
Канны. День 8: Квентин
Блог: Алексей Тарасов
еще раз про любовьТарантино не зря так долго с «Ублюдками» возился - явно же это знак был, что надо их бросить и заняться каким-нибудь нормальным делом. При том что идея фильма вызрела у него еще после «Криминального чтива», материал выглядит ужасно сырым.
Показательно, с какой бессмысленной жестокостью режиссер избавляется от ключевых персонажей – он просто не знает, что с ними дальше делать. В итоге, в картине нет главного героя: Питту, Крюгер и Мелани Лоран по факту отведены небольшие эпизоды, а исполнителю единственной полноценной роли Кристофу Вальцу, играющему вальяжного штандартенфюрера СС Ганса Ланду в манере позднего Иноккентия Смоктуновского, придуман такой нелепый финал, что все его усилия идут насмарку.
Вдобавок ко всему куда-то улетучился тарантиновский талант каждый раз находить новые изобразительные средства и адаптировать их под свой стиль. Разбивка на главы и половина ракурсов взяты из «Убить Билла», в некоторых эпизодах даже музыка та же самая. Большинство моментов, в которых положено смеяться, совершенно чудовищные, в стиле кинокомедии «Гитлер капут» - пистолет, нацеленный в промежность, и все такое прочее (подробнее об этом напишут российские газеты).
Сюжет таков, что «Ублюдки» боевая группа американских евреев, собирается расстрелять верхушку Третьего рейха на премьере пропагандистской картины о герое войны. Параллельно этому свой план мести вынашивает хозяйка кинотеатра, еврейская девушка Шозанна, хранящая в запасниках 350 кинопленок, которые горят быстрее бумаги - в принципе, как и Альмодовар, Тарантино сделал кино про кино. Отсюда болтовня про то, что Геббельс – это скорее Дэвид О. Селзник, а Макс Линдер, вероятно, лучше Чарли Чаплина.
По всему видно, что Квентин надеется на коммерческий успех, но я бы на его месте ни на что не рассчитывал – три четверти фильма на немецком, францзуском и ломаном итальянском, а в Штатах терпеть не могут читать субтитры. На пресс-конференции Тарантино был по обыкновению бодр и виду не подавал, но лично у меня после премьеры «Ублюдков» такое чувство, что у близкого человека несчастье.
Канны. День 8: Тарантино
Блог: Алексей Тарасов
зачем топтать мою любовь
Что вам сказать, дорогие друзья, это провал. В Каннах никого так не любят, как Тарантино, в «Люмьере» ему хлопали уже во время начальных титров, но нет ни одной причины любить «Бесславных ублюдков».
На середине фильма возникает впечатление, что такого не может быть, что в проектор по ошибке заправили другую пленку. Не работает ни один из фирменных тарантиновских приемов: ни стрельба, ни шутки, ни голые женские ступни, показанные крупным планом, ни архивная музыка, которая раньше подчеркивала чувства героев, а теперь попросту их подменяет. Эти его многословные диалоги и постмодернистские игры только раздражают. Можно было предугадать, что вместе с постмодернизмом умрет и Тарантино, но у пациента был слишком уж цветущий вид.
Надо сказать, что нынешний Каннский кинофестиваль выглядит большим заговором по десакрализации священных коров, зловещим островом из «Десяти негритят», куда лестью и хитростью заманили великих режиссеров, чтобы методично по одному сбрасывать их в с обрыва в пропасть.
Чан Вук-Пак, Энг Ли, Ален Рене, Квентин Тарантино.
Тарантино выиграл Вторую мировую
Текст: Ксения Рождественская, 20.05.2009 14:22:16
Янковского ужасно жалко, это вот как раз тот случай, когда "ушла эпоха", и не одна. Они с Абдуловым, похоже, были вроде Ньюмана с Редфордом: кто ценил удаль и молодецкий задор, считал секс-символом Абдулова, кто хотел мудрости и ироничности, тому больше нравился Янковский. Если говорить о нынешнем Канне, то именно Янковский и вытягивает лунгинского "Царя" до звания кино, уравновешивая "царский" разгул и беспредел.
Сегодняшний день в Канне посвящен Тарантино и его развлечениям. Паренек у входа во Дворец Фестивалей стоит с бумажкой: "Кв.Тарантино — мой бог, поэтому мне необходим билет на "Бесславных ублюдков". Религиозная церемония началась с утра и продолжается ритуальными плясками и молитвами до сих пор — сейчас Тарантино со своими апостолами проходит на пресс-конференцию, и по ходу их следования раздаются экстатические вопли. Он, конечно, харизматик, и пресс-конференция выглядит так, как будто выступает приглашенный стэнд-ап комик. "Я не скажу, почему в названии слово Bastards написано через E. Это авторский жест. Вы же не спрашиваете, почему в слове Hotel на конце L?"
По стилю "Ублюдки" — это такой ле Биг Мак на тему кинематографа и Второй мировой войны во Франции. По духу — Б. Акунин, переодетый Серджо Леоне (фильм начинается фразой "Однажды в оккупированной нацистами Франции" и продолжается великолепными Леоневскими планами). Прекрасные актеры (Кристоф Вальц — лучшее, что было на этом фестивале), прекрасный сценарий, кинофилия в неизлечимой форме, первый фильм Тарантино, на котором я смотрела на часы и высчитывала, сколько еще терпеть. Единственное, что действительно позабавило, — легкость в обращении с языками и специально оговариваемый всякий раз переход на английский. Кинематограф и сам — говорение языками, так что все эти акценты и переходы с французского на английский и ломаный итальянский действительно важны для духа "Ублюдков". Это сага о кинематографе, который — так получилось — спасает мир и выигрывает Вторую Мировую войну. К итальянским "Ублюдкам" фильм Тарантино имеет ровно столько же отношения, сколько к любому другому кино, которое когда-либо видел режиссер.
А вообще это все сказка про взаимную любовь Тарантино и кинематографа — и кому интересно наблюдать за развитием чужого романа, тем "Ублюдки" понравятся. And they lived happily ever after.
Роман Волобуев "Афиша":
Фильмы и кинофестивали / Канны-2009
Чтобы не погасло
Бесславные ублюдки
Нда. Стало быть, в «самой мощной за последние бог знает сколько лет» каннской программе лучшим оказался Жак Одиар, и еще за Лунгина не стыдно. Как страшно жить.
Au revoir, reservoir
Ну все, гасим свет, Элвис покинул здание. «Бесславные ублюдки» — феноменальная халтура, катастрофа масштабов, не знаю, «Статского советника»: в истории заграничного кино я таких прыжков головой вниз в пустой бассейн не припомню; ни Чимино, ни Фридкин, ни Шьямалан такого все-таки не устраивали. Ну, может все проще — может они просто очень быстро его сляпали просто.
Во-первых это никакое не war movie — война есть только в фильме внутри фильма, который показывают в общей сложности секунд сорок. Все разговоры про «Грязную дюжину» и римейк Кастеллари — маркетинговый блеф; история зондеркоманды в тылу врага занимает ровно два куцых флэшбэка. Чем заняты остальные два часа — даже через 15 минут после сеанса, объяснить довольно трудно: люди в интерьерах произносят какие-то слова, притом 80 процентов времени — на французском или немецком с субтитрами, так что тарантиновская разговорная магия банально не используется. Все дико рыхло, временами Тарантино будто просыпается и пытается врубить Морриконе — но кажды раз мимо кассы. Брэда Питта две трети фильма нет. Тошнотворный, тошнотворный, тошнотворный Илай Рот появляется только вместе с Питтом, но ощущение, что он на экране все время. Славная Мелани Лоран в роли еврейской мстительницы, но ее мало. Смешной австриец Вальц, главный злодей — но его так много, что устаешь. Мэгги Чун вырезали, как кажется и половину фильма, где хоть что-то интересное происходило. Синефильские подмигивания окончательно перешли в формат выступления платного тамады, который сам смеется своим шуткам. Из кинематографических достижений — стрелочка с надписью «Геббельс» пририсованная к Геббельсу.
И так глупо все, так бессмысленно.
Еще подмывает, конечно, сказать, что они в конце все-таки — но черт, это совсем неприлично будет, пусть лучше Ксения Рождественская грех на душу возьмет.
Сегодня все твои мечты осуществятся
Собрался вчера вечером на конкурсного Алена Рене, но люди, которые шли навстречу, начали делать такие страшные жесты — во втором «Джиперс Криперсе» мертвый Джастинг Лонг так проезжающим автобусам машет. В общем, у самого входа в зал я струсил, развернулся и пошел ужинать.
Через час должны показать Тарантино, фестивальная охрана со вчерашнего вечера готовилась к массовым беспорядкам, очередь стоит с шести часов, встал как дурак по будильнику, сижу теперь в пустом «Люмьере», смотрю, как он стремительно заполняется.
Смешно, конечно, но если Квентин сейчас окажется, пользуясь терминологией наших петербургских друзей, говном на палке (а такой шанс, похоже, есть), это будет значить не только и не столько «минус один» в списке любимых авторов (в конце концов, его прошлых фильмов никто не отменит). Очень много в этой жизни так или иначе завязано на то, что Квентин — он великий, и на него всегда можно положиться. Страшно представить, приезжаешь (не дай бог, конечно) лет через двадцать сюда, в конкурсе — старенький Квентин; идешь на него, а тебе люди крест-накрест руками машут и глазами так: поворачивай, не надо, одно расстройство.
Юрий Гладильщиков:
Каннский дневник. День седьмой, 19 мая 2009-го
May. 20th, 2009 | 11:55 am
Тихий скромный Альмодовар и грудь Пенелопы Крус
* Сегодня пишу только про один фильм. Правда, Педро Альмодовара.
Los abrazos rotos Альмодовара, что наши прокатчики собираются перевести как «Разомкнутые объятия», мелодрама о слепом сценаристе, который когда-то был режиссером. Зрение он потерял лет пятнадцать назад в автокатастрофе, в которой погибла его любимая. Это была начинающая актриса, которой он отдал главную роль в своем, как выяснилось, последнем фильме. Именно на съемочной площадке и возник роман. Теперь слепой сценарист вспоминает, как этот роман развивался. Проблема была в том, что любимая являлась любовницей олигарха, который заодно стал продюсером фильма. Догадываясь об измене, олигарх послал на студию своего молодого сына – якобы для съемок документального фильма о фильме, а на деле с приказом шпионить. Сын издалека снимал разговоры притаившихся любовников – актрисы и режиссера, - а специально нанятая олигархом специалистка читать по губам расшифровывала ему потом, о чем они говорили. Сын олигарха был геем. Актрису-любовницу изобразила Пенелопа Крус. В общем, Альмодовар.
Как всегда в фильмах испанского мэтра, в «Разомкнутых объятиях» много тайн. Одна из них: была ли та ужасная автокатастрофа случайной или подстроенной олигархом? Другая: как получилась, что фильм, смонтированный и выпущенный без участия режиссера (сначала они с любовницей-актрисой были в бегах, а потом он после катастрофы лежал в больнице), оказался таким плохим? Еще одна загадка: откуда у Пенелопы Крус такая роскошная грудь, которую она – кажется, впервые в кинокарьере – демонстрирует на экране? Два раза в разные годы брал у нее интервью – она выглядела явно иначе.
Фильмы Альмодовара делятся на те, где больше смешного, и те, где больше печального. В «Объятиях» больше печального. Может, поэтому картину производит впечатление усталой. У Альмодовара уже был период (почти все 90-е), когда казалось, что он устал. Заодно начал повторяться. В «Высоких каблуках», «Кике», «Цветке моей тайны» и даже «Живой плоти» нет той энергии, которая буйствовала в «Женщинах на грани нервного срыва». Хотя в «Живой плоти» уже намечался прорыв. И он произошел. Следующие четыре фильма Альмодовара – это совсем другое, невероятное, каждый раз неожиданное кино: «Все о моей матери», «Поговори с ней», «Дурное воспитание», «Возвращение». Теперь, кажется, Альмодовар опять устал.
Впрочем, в фильме есть и роскошнейшие эпизоды. Например, когда Пенелопа возвращается из ванной, где приходила в себя после секса с нелюбимым старым олигархом, а тот лежит на постели так, словно помер. Он сначала хочет прикоснуться к нему, а потом явно говорит себе: «Сто-о-оп!». И закуривает. Вот эти секунд тридцать-сорок, пока она курит, а на лице ее проступает размышление о том, как всё может повернуться, если он и впрямь помер, просто замечательны.
Завтра тоже напишу про один фильм – Квентина Тарантино. Если попаду на него, конечно. Ожидается дикий лом.Жена Муссолини – это красиво
"Побеждать" Марко Беллоккьо — это такая изобретательная, но излишне попсовая постановка про жену (хочется написать "внебрачную", и это будет правдой) Муссолини. Белоккьо замешивает свое кино на черно-белых фильмах, кинохронике, пишет всякие лозунги большими буквами во весь экран, — и совершенно, кажется, не понимает, зачем он это делает, помимо того, что "это просто красиво". Актеры тоже красивые. И страсти: в фильме периодически кто-то поет или страдает. Бессмысленно.
"Kinatay" Бриллианте Мендосы — зрелище абсолютно традиционное в своем стремлении к радикализму. Мендоса в прошлом году представил липкое и выпендрежное кино "Сервис". Сейчас он привез темную и вызывающую омерзение историю студента полицейской академии, который со своими друзьями и наставниками похищает проститутку, потом коллеги ее насилуют, расчленяют (герой носит пакеты, чтобы складывать части тела) и выкидывают в разных местах города. Все это показано с отрешенностью стороннего наблюдателя или даже кинозрителя, вынужденного смотреть скучное кино. Мендоза — один из тех, о ком будут говорить после фестиваля, и журнал "Кайе дю синема" назовет его (а может, после "Сервиса" уже и назвал, не знаю) открытием. По мне, это подростковые эксперименты человека, который пока (или вообще?) не может управлять простыми эмоциями на экране и вынужден пользоваться "шокирующими" костылями.
Гораздо интереснее "Independencia" Райа Мартина, показанная в "Особом взгляде". Филиппинец вышел на сцену перед фильмом и сказал, что готов умереть за кино. Его фильм о семействе, спрятавшемся в лесу от войны, — последовательная стилизация под кино начала века, с вырисованными задниками, мерцающим светом и рвущейся пленкой вместо титра "прошло десять лет".
И давно хотела сказать пару слов про "Мать" Бон
Джун-хо. Это такой чернушный детектив, где, как в нашем любимом "Хосте"
того же автора, действуют дурачки и блаженные. Городского дурачка
обвиняют в убийстве школьницы, и мать дурачка, не веря, что сын на
такое способен, предпринимает собственное расследование. Ее просят
"никому не верить", потому что все вокруг все придумывают, а сын не в
состоянии ничего вспомнить. Самое интересное, что все важные события
происходят в правой части экрана. Куда там надо смотреть, когда
вспоминаешь, налево? А когда выдумываешь — направо? Зрители "Матери"
смотрели направо. Все это выдумки.
Канны. День седьмой: Альмодовар
Блог: Алексей Тарасов
Старший редактор журнала "Афиша"
Как я ни скрывался, Джим Кэрри настиг меня на премьере картины «Я люблю тебя, Филипп Морис», поставленной сценаристами «Плохого Санты» комедии о двух геях (первый – исхудавший Кэрри, второй – Эван Макгрегор), которых постоянно разлучала тюрьма. Чтобы не разочаровывать толпу, Кэрри немного покривлялся («Рад вас приветствовать в этом бункере, построенным Сопротивлением»), сказал, что за всю свою карьеру прочитал всего три стоящих сценария («Шоу Трумена», «Вечное сияние чистого разума» и «Филипп Морис») и убежал на самолет дальше рекламировать диснеевскую «Рождественскую песню».
В полдевятого утра показали нового Альмодовара, о котором рассказываю только сейчас, потому что злодеи из бигмира в самый разгар дня устроили у нас на сайте «технические работы», и теперь возле моих дико рейтинговых постов написано «18 просмотров». Ненавижу.
Что-то я отвлекся.
В «Разорванных объятиях» пожилой толстосум мстит кинорежиссеру за разбитое сердце тем, что монтирует его комедию из самых худших дублей. И вся драма построена на том, что герои смотрят кино, снимают кино и говорят о кино - от «Лифта на эшафот» до Голди Хоун. Пенелопа, богиня, меряет разные парики и ходит голой. На пять секунд появляются классические дивы режиссера Чус Лампреаве и Росси де Пальма. По поводу париков, кстати, есть чудесный афоризм: «Не улыбайся, парик и без того достаточно фальшивый».
Альмодовара, как и Триера, нельзя смотреть в отрыве от его личности и, так сказать, творчества, и «Объятия» - это, конечно, essential Альмодовар, «лучшее, любимое и только для вас», но Ветку таки давать не за что.
С претендентами на «Золотую пальмовую ветвь» вообще тяжко. Я, как уже говорил, озолотил бы Арнольд или Одийяра, но они слишком нормальны, слишком здоровы для Каннского кинофестиваля. Джонни То повторяется. Джейн Кэмпион нудная. Чан-Вук Пак глупый. Энг Ли бессмысленный. Кен Лоуч слишком добрый. Ларс фон Триер слишком злой. Уж точно ничего не получат «Дикие травы» Алена Рене, старческий, топчущийся на месте экзерсис о пенсионерской скуке в духе Эльдара Рязанова.
Тем временем впереди еще Гаспар Ноэ, Цай Мин-Лян, Элиа Сулейман, Квентин Тарантино и Михаэль Ханеке. Тарантино и Ханеке уже сегодня.
И еще одно, чтобы не забыть: на вечеринке Chopard была Кристина Леонидовна Черновецкая, дочь киевского мэра. Мы оба люди занятые, поговорить не удалось.
Другая колбаса, другие комнаты
Роман Волобуев "Афиша"
Румыны, у которых, как известно, не бывает плохих фильмов, в этом году в облегченном составе — я пропустил, увы, «Police, adjective», который все очень хвалят, зато посмотрел сейчас пресловутые «Сказки золотого века», спродюсированные позапрошлогодним каннским лауретом Кристианом Мунжу — уже запутался, «4 месяца, 3 недели, 2 дня» изначально выросли из этого проекта, или он из них вырос, участники путаются в показаниях.
Это пять анекдотов про эпоху Чаушеску — в основном на съестную тематику, есть, правда, и про любовь — все по сценарию Мунжу, снятые разными молодыми (но не настолько, чтоб не застать социализм) румынами. Эпизоды показывают в хаотическом порядке, плюс есть шестой, секретный, который специально вклеят только для одного из показов — они сами объясняют, что это такой концептуальный способ дать западному зрителю ощутить, что такое дефицит (хм, ну ок). Из концептуальных же, видимо, соображений, главки не подписаны, в титрах режиссеры идут общим списком. Я, впрочем, почти уверен, что угадал, какой снимал сам Мунжу — кажется, про Бонни и Клайда, которые воруют бутылки: там очень выпукло дана его любимая идея про то что бывают люди, а бывают кулечки — правда там, в отличие от «4 месяцев...», кулечек скорее проигрывает, а человек скорее торжествует.
С поправкой на то, что альманахи — в принципе мировое зло, довольно симпатично все. Истории (как, впрочем, и положено анекдотам) очень простые и популистские, но из пяти глав — три прям удачных. Приз зрительских симпатий, конечно, у той, где семья трусливого миллиционера в однокомнатной квартире пытается убить свинью так, чтоб соседи не услышали — я, впрочем, слишком сочувствовал героине, чтоб смеяться.
К любимому разговору про «насколько эти чертовы румыны лучше нас» — вот у нас, когда начинают обличать прошлое, обязательно лезут к Сталину, с которым все более-менее понятно, да и фактура обсосана до костей давно — а вот 80-е, которые ближе, любопытней по части смыслов и уж точно смешнее — никто кроме Балабанова снимать не пытается даже.
Gaspaccio para Ivan
Роман Волобуев "Афиша"
В «Прерванных объятьях» Альмодовара есть, кроме прочего, момент, когда Пенелопа Крус плачет на помидоры, как вам это понравится. Вообще фильм, конечно, упоителен в своем бесcтыдстве. Мне вся эта эстетика помидорной фантазии немножко чужда, но правда ведь — два человека на свете могу себе позволить работать настолько за рамками приличий — он и Вуди Аллен.
Даже неловко пересказывать, что там происходит: слепцы, богачи, рак
желудка, падение с лестницы, «знаешь, а на самом деле он твой отец».
Плюс это все история из жизни кинематографистов. Соответсвенно внутри
фильма есть снятый героями фильм 90-х годов — тоже с Пенелопой: его
показывают крохотными кусочками на монтаже, а в самом конце идет
полноценная сцена. И он в этих кусочках так гениально включаят себя
15-20 летней давности, что очень заметно становится на контрасте, какая
все-таки ерундистика то, что он сейчас делает.
Каннский дневник. День шестой, 18 мая 2009-го
May. 19th, 2009 | 03:46 am
Юрий Гладильщиков
Муссолини, умный пеплум и придурок Охлобыстин
* Однако, середина пути. Перепутья не заметно. Но заметны жесткие тенденции Канна-2009: секс и насилие. Это отнюдь не любовь и кровь. Это принципиально другое. На сей день в конкурсной программе был только один фильм без насилия и даже, как ни странно, секса. «Даже», потому что речь о фильме Энга Ли про Вудсток, где в реальности секса было, сами понимаете, выше крыши. Но, как ни странно, это пока самый слабый фильм конкурса.
* Должен признаться в грехе: из-за хлопот, в том числе самообязательства вести этот дневник, пропустил одну конкурсную картину – «Месть» Джонни ТО. Надеюсь поймать ее в последний фестивальный день, воскресенье, когда все конкурсные картины повторяют в разных залах еще раз – для нерадивых. Но в фильме ТО – опять-таки секс и насилие. Кстати, каждое утро идя к фестивальному Дворцу, вздрагиваю возле одного магазина прессы. Перед дверьми выставлена крупная реклама обложки какого-то из главных французских журналов. Какого – никак не запомню, потому что взгляд притягивает изображенное на обложке лицо, снятое в профиль: сильно постаревший морщинистый Путин. Знаете, кто это на самом деле? Джонни Холлидей, который сыграл у ТО главную роль. Поскольку фильм пока не видел, а рапортовать о конкурсной программе подрядился, процитирую аннотацию из фестивального каталога: «A father comes to Hong Kong to avenge his daughter, whose family was murdered. Officially, he’s a French chef. Twenty years ego, he was a killer». Сумрачно, нуарно, очень ТОшно, не правда ли?
* Коли уж заговорили про секс и насилие, должен признаться, что спустя сутки фильм фон Триера «Антихрист» начинает мне нравиться. Хотя я естественно никогда не рекомендовал бы его людям с неустойчивой, то есть нормальной, не испорченной и не закаленной просмотром актуального фестивального кино психикой. Больше того: я даже готов допустить, что ошибался. Что Триер не стебался, а действительно желал снять серьезное кино. Про то, скажем, что Антихрист – это даже не природа и не женщина, а сексуальное влечение как таковое. Посвящение фильма Тарковскому – тоже, возможно, не стеб и не прием, чтобы раздразнить и без того разъяренных недоброжелателей. В фильме можно найти непрямые цитаты из того же «Зеркала», а на сегодняшней пресс-конференции Триер очень много говорил о Тарковском.
* На другую тему. Вдруг подумал о странном парадоксе. Все фильмы делятся на две категории. Одни кажутся хорошими исключительно в том случае, когда ты почему-то был вынужден прервать просмотр на середине: ушел с сеанса или остановил диск, а потом долго к нему не возвращался. Другие гениальны, только если посмотрел их полностью, хотя в середине хотелось сбежать. Пример фильма, который явно будет недооценен по вине этого Канна (потому что многие серьезные люди с него сбежали) - внеконкурсная длиннющая (2 часа 21 минута) «Агора» Алехандро Аменабара. Того самого испанца (родившегося, кстати, в Чили) Аменабара, который сделал Open Your Eyes, «Других» и «Внутреннее море».
Сбегали с фильма потому, что показалось, будто Аменабар снял типичный до самопародийности пеплум, исторический супербоевик: англоязычный, с Рейчел Уайц в главной роли (а, кстати, одна из моих любимых актрис). Но, досмотрев до конца, понимаешь, что это очень умный, без банальностей красивый фильм о том, как человечество в ходе революций постоянно уничтожает культуру, мораль и демократию, которые достигли определенных высот. Чтобы потом начать отчаянно воссоздавать те же культуру и мораль, которые, обретя прежние высоты, будут уничтожены очередными революционерами-варварами. Речь, в данном случае, о том, как христиане завоевывали Александрию IV века, как христианская религия постепенно превращалась из религии рабов в религию господ, как в итоге погибла интеллектуальная элита Александрии, а заодно – в пламени местного крестового похода – легендарная Александрийская библиотека. Фильм не против христиан, он просто показывает, что всякая религия, особенно в своей юности, ведет себя варварски. Уайц, между прочим, играет реальную женщину, знаменитую как математик и астроном, многие открытия которой были подтверждены только в XVII веке, в частности, Кеплером. Но новой революционной религии, которая побивала несогласных камнями, ни она, ни ее открытия нужны не были.
При этом «Агора» фильм вполне массовый – хорошая любовная мелодрама и столь же хорошо продуманный боевик.
* Еще одна картина, которую оцениваешь только в ее финале, конкурсный «Кинатай» филиппинца Брильянте Мендозы. Не помню, писал ли о том, что президент Канна Жиль Жакоб считает этот год юго-восточно-азиатским: по его словам, мир прирастает прежде всего тамошним кино. Такое заявление крестного отца фестивального движения кажется категоричным. Не только потому, что в Канне есть недурственное кино из других регионов, но и потому, что азиатский год в Канне уже был. В 2004-м тогдашний председатель жюри Квентин Тарантино принципиально наградил только фильмы из Юго-Восточной Азии. Если не считать «Золотой пальмовой ветви», присужденной Майклу Муру за «Фаренгейт 9/11». При этом он принципиально проигнорировал «2046» Вонга Кар-вая. Судя по всему, Тарантино счел этот фильм спекулятивным, слишком адаптированным для европейского и американского сознания, подделкой под истинный кино-Восток.
Про Тарантино я вспомнил не зря. Он редкий режиссер, который смотрит фильмы других, причем конкурентов. Обычно режиссеры являются в Канн только на представление своих картин. Тарантино же, чьих «Бесславных ублюдков» надеюсь увидеть в среду, прибыл на весь срок и подчеркнуто смотрит лишь картины из Юго-Восточной Азии. Когда он явился на моих глазах на дневной показ фильма Мендозы, зал устроил ему овацию. Надеюсь, Квентину фильм понравился. Потому что в итоге понравился и мне, хотя часа полтора я проклинал всё на свете.
Там поначалу полчаса филиппинского общественного транспорта и тамошней же свадьбы, снятых ручной камерой а-ля датская «Догма» на пределе звука. А потом час, когда вообще ни черта не видно: действие теплится в салоне микроавтобуса, в котором несколько мужиков едут ночью неизвестно куда и зачем, бросив на пол избитую связанную проститутку, а камера еще и мечется как обезумевшая.
А потом – жесточайшее изнасилование, жуткое убийство и подробная расчлененка трупа. Нет-нет, мне не нравится расчлененка. Просто все становится на свои места. Картина, собственно, социальная. Она о том, что в условиях новейшего материального неравенства, которое на Филиппинах такое же, что и в России, простые хорошие пареньки ввязываются в сомнительные дела. Надеясь, что ничего страшного. Люди, с которыми они встречаются по сомнительному делу, тоже вроде бы ничего: гоняют за пивом, спрашивают о семье, делятся жизненным опытом. А жизнь-то, на самом деле, перевернулась вмиг и навсегда. Потому что дело не швах и даже не ужас, а реально - ужас-ужас-ужас.
* Длинно чего-то пишу. Про два других фильма – коротко (ха-ха! – сказал я себе, проглядев задним числов следующую запись). Посмотрел «Царя. Ивана Грозного и митрополита Филиппа» Павла Лунгина. Отечественные коллеги-критики после просмотра заявили, что фильм, по крайней мере, лучше «Тараса Бульбы». Но лучше «Тараса» быть несложно. Так что остается вопрос: как эту старообрядческую (я не про религию, а про уровень киномышления), предельно идеологизированную мутотень мог отобрать Каннский фестиваль? Лунгин входил в 90-е в престижный круг каннских авторов. Но симптоматично, что среди его картин в каннском каталоге не значится даже «Остров». То есть в Канне о нем подзабыли.
Фильм с плохой драматургией, ужасающей массовкой и отчаянно банальной закадровой пафосной музыкой оправдывает только одно: возможно (но не уверен), Лунгин хотел намекнуть нашей современной церкви, что она должна вести себя с набирающей абсолютный вес властью как Филипп вел себя с Грозным: говорить ей правду в глаза, а не вылизывать пятую точку. Но не факт, что трактую фильм правильно. Худшее в нем: Иван Охлобыстин в роли царского шута. Я искренне не понимаю, как человек может быть батюшкой – и постоянно играть преомерзительные роли, которые кажутся кощунством даже мне (за Господа не отвечаю). Во время просмотра мне искренне захотелось абсолютной власти минут на пять. Нет, я не казнил бы Охлобыстина, хотя он, право, того достоин. Но я подписал бы указ о его бесповоротном отлучении от экрана.
Впрочем, в фильме хороши Петр Мамонов и особенно Олег Янковский: соответственно Грозный и Филипп.
* При этом интерес к русской истории в мире сохраняется – в том числе истории ближайшей. Её (я об этом пару раз писал) почему-то как черт от ладана сторонится новорусский кинематограф.
Итальянцы анонсировали в Канне начинающиеся 8 июня съемки фильма Gorbaciof (of на рекламе явно отваливается, намекая на закат карьеры последнего советского лидера): Il cassiere col vizio del gioco. По-английски The Cashier Who Liked Gambling, то бишь «Уволенный, который любил азартные игры». В роли Горбачёффа актер с изумительной фамилией Тони Сервилло – типа Тони Низкопоклонник.
Но итальянцы, в отличие от нас, внимательны и к своей истории. Только что посмотрел конкурсный фильм Марко Белоккио (дебютировавшего в 60-е классическими теперь «Кулаками в кармане») Vincere – скорее всего, надо интерпертировать как «Победитель». Знаете, о ком фильм? О Бенито Муссолини. Точнее, о женщине, родившей от него сына: обоих он не признавал, сделал тайной фашистской истории. В сюжете интереснее всего то, что Муссолини начинал как ярый социалист и сторонник демократии. По форме же фильм (что тоже нестандарт) – этакий оперный, напоминает о главном перестроечном фильме СССР «Покаяние» Тенгиза Абуладзе. Всё в нем чрезмерно, персонажи, включая Муссолини, не упускают случая спеть гимн великой Италии либо оперную арию. Еще фильм сделан в традициях классической сатиры, а также советского киноагитпропа времен немого кино.
Кстати, и в этом фильме полно крови и обязательного для Канна-2009 секса. Дуче разгуливает голым и ведет себя как парень-не-промах. Иногда даже вздрагиваешь: а вдруг его очередной любовницей окажется Шарлотта Гензбур? С ее лопатой, сверлом, гаечным ключом, ножницами и прочими, по мнению Ларса фон Триера, пригодными для любовного акта инструментами?
Мне было интересно.
"Канны. День седьмой: Лунгин" 
Алексей Тарасов
(На самом деле фильм Лунгина шёл на 5
день фестиваля) Прим. редактора"очень неприятно, царь
Вчера зеваки оккупировали заграждения вокруг входа в отель «Карлтон», который посыпали искусственным снежком в честь презентации «Рождественской песни» Роберта Земекиса с Джимом Кэрри. Лично я даже не стал забирать приглашение на круглый стол. Джим Кэрри? На це немае часу.
Вместо того чтобы еще раз искупаться, черт дернул пойти на «Царя» Павла Лунгина, рассказывающего о том, как царь Иван Грозный (Петр Мамонов), вконец осатаневший от паранойи, возвел в сан московского митрополита соловецкого игумена Филиппа (Олег Янковский), у которого от злодеяний государя полезли глаза на лоб.
Русские «Царя» очень хвалят (ну еще бы), а я, может быть, сидел слишком близко к экрану, но не увидел ничего, кроме бутафорских бревен, оглушительно орущей массовки и одномерных персонажей в исполнении выдающихся актеров. Мамонов все время делает страшные глаза. Янковский играет монотонный испуг. Охлобыстина можно было бы и пораньше спалить на костре.
Как-то не очень верится, что господин Лунгин, всю жизнь снимавший светское кино («Такси-блюз», «Свадьба», «Олигарх»), вдруг неожиданно переменился и теперь второй фильм подряд тычет зрителю иконами в лицо и сочиняет диалоги на основании Святого Писания. Возникает ощущение, что он просто следует конъюнктуре рынка, после того как «Остров» с его быстрорастворимой духовностью неожиданно стал большим хитом.
Оно-то ладно, Лунгин в «Особом взгляде», а вот как в конкурсную программу попал «Преодолеть» Марко Беллоккио – тайна сия великая. Это средней руки коммерческая драма, типа «Папы Джованны» из прошлогодней Венеции, о женщине, которую до такой степени очаровали пылкие речи Бенито Муссолини, что она родила ему сына. Первую треть фильма дамочка целуется с Муссолини взасос, прерываясь только на то, чтобы продать недвижимость и драгоценности и принести любимому мешочек денег, а оставшееся время умоляет медсестер разных психушек передать ее письма Дуче лично в руки. На фоне Беллоккио не взятые в конкурс «Тетро», «Мать» и новый Джармуш выглядят просто издевательством.
У меня требуют подробности о последнем Кене Лоуче. Что ж, извольте.
Почтальону Эрику Бишопу за пятьдесят. Его приятель по работе приносит книжку по медитациям: нужно закрыть глаза и представить, что стоишь лицом к лицу со своим кумиром. У почтальона это Эрик Кантона, легендарный форвард «Манчестер Юнайтед» французского происхождения, которому он перессказывает свои беды. В кульминации два автобуса вооруженных битами футбольных фанов в масках Кантона обливают краской двух бандитов с намерением выложить запись этого действа на ютьюб. Вряд ли это вторая Пальм д’ор, но все очень радовались и смеялись.
Пойду-ка я на Альмодовара."