Каннский фестиваль

Канны. День пятый:                                              Джонни То Месть и Брилланте Мендоза Кинатэй

Antichrist Terminator Salvation Tsar Agora Farewell Gary Eastern Plays The Misfortunates Like You Know It All Kinatay Mother Vengeance

Канны. День восьмой

Канны. День седьмой:     Педро Альмодовар - Разомкнутые объятия и Марко Беллоккьо - Побеждать

Канны. День шестой:                                 Кен Лоуч  В поисках Эрика и Ларс фон Триер Антихрист

Канны. День четвёртый

Канны. День третий

Канны. День второй

Канны. День первый

Каннский фестиваль  Новости Часть 1-ая  Часть 2-ая
Каннский фестиваль 2009 в кинокартинах
Каннский фестиваль 2009 в лицах
Каннский фестиваль 2009 в кинокартинах
Каннский кинофестиваль 2009 в подробностях
Каннский фестиваль 2009 в лицах
Статистика, история и подробности фестиваля
                                                               Каннский кинофестиваль по годам:
2008 2007 2006 2005 2004 2003 2002 2001 2000 

Источники:

Роман Волобуев "Афиша"

Всё о Каннском кинофестивале Текст: Ксения Рождественская (Блог film.ru) 

Валерий Кичин, Канны  

Лидия Маслова Ъ-Online

Блог: Алексей Тарасов  Старший редактор журнала "Афиша"

Юрий Гладильщиков

Роман Волобуев "Афиша":

 Брильянте

Посмотрел конкурсное кино «Бойня», которое пару дней назад произвело такое впечатление на Роджера Эберта, что он ради него сместил «Коричневого кролика» с пьедестала худшего фильма в истории и разразился проклятиями в адрес вообще всех — и авторов, и каннских отборщков, и тех, кто попытается спорить, что фильм хороший. В итоге, вот сила печатного слова: на третьем дополнительном сеансе, ночью, в зале на тысячу  с лишним человек — ни одного свободного места; ушло четверо.

Это такой Брильянте Мендоза («бедный Мендоза» пишет Эберт), главный филиппинский культурный экспорт, ему под 50, снимает с середины  нулевых, делает по два фильма в год, последние три — на французские деньги. В прошлых Каннах у него было довольно забавное кино «Сервис» про семью которая трущобах держит порнокинотеатр — очень веселое.

«Бойня» тоже начинается как азиатский разлюли-неорелизм: курсант полицейской академии сперва смешно женится, потом идет на лекции, потом ему старшие по званию предлагают съездить на операцию, дают пистолет, он дико доволен. Потом оказывается, это никакая не операция, просто старшим проститутка задолжала денег; они ее везут в подвал, рубят мачете на куски и долго разбрасывают по городу. Герой пучит глаза, вяло порывается свалить, потом все едут завтракать.

Сделано предельно жестоко, хотя ничего толком не показано: весь эффект тотального ада достигается через ритм и освещение. Похищение и убийство даны в реальном времени; в какой-то момент герою дают подержать целофановый пакет с головой, и он с ней сидит на заднем сидении реально минут 10. Точно так по мере увязания в кошмаре с экрана уходит свет, к концу в кадре ни остается ни одного заметного источника, даже у машин на ночной улице фары не горят.

Снято, якобы, по мотивам реальной истории, но понятно, что это в первую очередь такая дико доходчивая парабола того, как человек пасует перед лицом зла. Не трусит, не выбор делает, а просто тупо замирает как цуцик. Ну, и эффект, конечно, погружения тотальный. Эберт жалуется, что они там 40 минут молча едут по темной дороге, а я в конце этой поездки просто вырубился минут на пять (поздно было все-таки), просыпаюсь в полной панике: где я, кто я, откуда баба связанная.

Если им сейчас хватит смелости за это ветку дать, очень сильно бы было, конечно.  Но что-то слабо верится.

Каннский дневник. День шестой, 18 мая 2009-го

May. 19th, 2009 | 03:46 am

Юрий Гладильщиков

Муссолини, умный пеплум и придурок Охлобыстин

 

* Однако, середина пути. Перепутья не заметно. Но заметны жесткие тенденции Канна-2009: секс и насилие. Это отнюдь не любовь и кровь. Это принципиально другое. На сей день в конкурсной программе был только один фильм без насилия и даже, как ни странно, секса. «Даже», потому что речь о фильме Энга Ли про Вудсток, где в реальности секса было, сами понимаете, выше крыши. Но, как ни странно, это пока самый слабый фильм конкурса.

 

* Должен признаться в грехе: из-за хлопот, в том числе самообязательства вести этот дневник, пропустил одну конкурсную картину – «Месть» Джонни ТО. Надеюсь поймать ее в последний фестивальный день, воскресенье, когда все конкурсные картины повторяют в разных залах еще раз – для нерадивых. Но в фильме ТО – опять-таки секс и насилие. Кстати, каждое утро идя к фестивальному Дворцу, вздрагиваю возле одного магазина прессы. Перед дверьми выставлена крупная реклама обложки какого-то из главных французских журналов. Какого – никак не запомню, потому что взгляд притягивает изображенное на обложке лицо, снятое в профиль: сильно постаревший морщинистый Путин. Знаете, кто это на самом деле? Джонни Холлидей, который сыграл у ТО главную роль. Поскольку фильм пока не видел, а рапортовать о конкурсной программе подрядился, процитирую аннотацию из фестивального каталога: «A father comes to Hong Kong to avenge his daughter, whose family was murdered. Officially, he’s a French chef. Twenty years ego, he was a killer». Сумрачно, нуарно, очень ТОшно, не правда ли?

 

* Коли уж заговорили про секс и насилие, должен признаться, что спустя сутки фильм фон Триера «Антихрист» начинает мне нравиться. Хотя я естественно никогда не рекомендовал бы его людям с неустойчивой, то есть нормальной, не испорченной и не закаленной просмотром актуального фестивального кино психикой. Больше того: я даже готов допустить, что ошибался. Что Триер не стебался, а действительно желал снять серьезное кино. Про то, скажем, что Антихрист – это даже не природа и не женщина, а сексуальное влечение как таковое. Посвящение фильма Тарковскому – тоже, возможно, не стеб и не прием, чтобы раздразнить и без того разъяренных недоброжелателей. В фильме можно найти непрямые цитаты из того же «Зеркала», а на сегодняшней пресс-конференции Триер очень много говорил о Тарковском.

 

* На другую тему. Вдруг подумал о странном парадоксе. Все фильмы делятся на две категории. Одни кажутся хорошими исключительно в том случае, когда ты почему-то был вынужден прервать просмотр на середине: ушел с сеанса или остановил диск, а потом долго к нему не возвращался. Другие гениальны, только если посмотрел их полностью, хотя в середине хотелось сбежать. Пример фильма, который явно будет недооценен по вине этого Канна (потому что многие серьезные люди с него сбежали) - внеконкурсная длиннющая (2 часа 21 минута) «Агора» Алехандро Аменабара. Того самого испанца (родившегося, кстати, в Чили) Аменабара, который сделал Open Your Eyes, «Других» и «Внутреннее море».

Сбегали с фильма потому, что показалось, будто Аменабар снял типичный до самопародийности пеплум, исторический супербоевик: англоязычный, с Рейчел Уайц в главной роли (а, кстати, одна из моих любимых актрис). Но, досмотрев до конца, понимаешь, что это очень умный, без банальностей красивый фильм о том, как человечество в ходе революций постоянно уничтожает культуру, мораль и демократию, которые достигли определенных высот. Чтобы потом начать отчаянно воссоздавать те же культуру и мораль, которые, обретя прежние высоты, будут уничтожены очередными революционерами-варварами. Речь, в данном случае, о том, как христиане завоевывали Александрию IV века, как христианская религия постепенно превращалась из религии рабов в религию господ, как в итоге погибла интеллектуальная элита Александрии, а заодно – в пламени местного крестового похода – легендарная Александрийская библиотека. Фильм не против христиан, он просто показывает, что всякая религия, особенно в своей юности, ведет себя варварски. Уайц, между прочим, играет реальную женщину, знаменитую как математик и астроном, многие открытия которой были подтверждены только в XVII веке, в частности, Кеплером. Но новой революционной религии, которая побивала несогласных камнями, ни она, ни ее открытия нужны не были.

При этом «Агора» фильм вполне массовый – хорошая любовная мелодрама и столь же хорошо продуманный боевик.

 

* Еще одна картина, которую оцениваешь только в ее финале, конкурсный «Кинатай» филиппинца Брильянте Мендозы. Не помню, писал ли о том, что президент Канна Жиль Жакоб считает этот год юго-восточно-азиатским: по его словам, мир прирастает прежде всего тамошним кино. Такое заявление крестного отца фестивального движения кажется категоричным. Не только потому, что в Канне есть недурственное кино из других регионов, но и потому, что азиатский год в Канне уже был. В 2004-м тогдашний председатель жюри Квентин Тарантино принципиально наградил только фильмы из Юго-Восточной Азии. Если не считать «Золотой пальмовой ветви», присужденной Майклу Муру за «Фаренгейт 9/11». При этом он принципиально проигнорировал «2046» Вонга Кар-вая. Судя по всему, Тарантино счел этот фильм спекулятивным, слишком адаптированным для европейского и американского сознания, подделкой под истинный кино-Восток.

Про Тарантино я вспомнил не зря. Он редкий режиссер, который смотрит фильмы других, причем конкурентов. Обычно режиссеры являются в Канн только на представление своих картин. Тарантино же, чьих «Бесславных ублюдков» надеюсь увидеть в среду, прибыл на весь срок и подчеркнуто смотрит лишь картины из Юго-Восточной Азии. Когда он явился на моих глазах на дневной показ фильма Мендозы, зал устроил ему овацию. Надеюсь, Квентину фильм понравился. Потому что в итоге понравился и мне, хотя часа полтора я проклинал всё на свете.

Там поначалу полчаса филиппинского общественного транспорта и тамошней же свадьбы, снятых ручной камерой а-ля датская «Догма» на пределе звука. А потом час, когда вообще ни черта не видно: действие теплится в салоне микроавтобуса, в котором несколько мужиков едут ночью неизвестно куда и зачем, бросив на пол избитую связанную проститутку, а камера еще и мечется как обезумевшая.

А потом – жесточайшее изнасилование, жуткое убийство и подробная расчлененка трупа. Нет-нет, мне не нравится расчлененка. Просто все становится на свои места. Картина, собственно, социальная. Она о том, что в условиях новейшего материального неравенства, которое на Филиппинах такое же, что и в России, простые хорошие пареньки ввязываются в сомнительные дела. Надеясь, что ничего страшного. Люди, с которыми они встречаются по сомнительному делу, тоже вроде бы ничего: гоняют за пивом, спрашивают о семье, делятся жизненным опытом. А жизнь-то, на самом деле, перевернулась вмиг и навсегда. Потому что дело не швах и даже не ужас, а реально - ужас-ужас-ужас.

 

* Длинно чего-то пишу. Про два других фильма – коротко (ха-ха! – сказал я себе, проглядев задним числов следующую запись). Посмотрел «Царя. Ивана Грозного и митрополита Филиппа» Павла Лунгина. Отечественные коллеги-критики после просмотра заявили, что фильм, по крайней мере, лучше «Тараса Бульбы». Но лучше «Тараса» быть несложно.  Так что остается вопрос: как эту старообрядческую (я не про религию, а про уровень киномышления), предельно идеологизированную мутотень мог отобрать Каннский фестиваль? Лунгин входил в 90-е в престижный круг каннских авторов. Но симптоматично, что среди его картин в каннском каталоге не значится даже «Остров». То есть в Канне о нем подзабыли.

Фильм с плохой драматургией, ужасающей массовкой и отчаянно банальной закадровой пафосной музыкой оправдывает только одно: возможно (но не уверен), Лунгин хотел намекнуть нашей современной церкви, что она должна вести себя с набирающей абсолютный вес властью как Филипп вел себя с Грозным: говорить ей правду в глаза, а не вылизывать пятую точку. Но не факт, что трактую фильм правильно. Худшее в нем: Иван Охлобыстин в роли царского шута. Я искренне не понимаю, как человек может быть батюшкой – и постоянно играть преомерзительные роли, которые кажутся кощунством даже мне (за Господа не отвечаю). Во время просмотра мне искренне захотелось абсолютной власти минут на пять. Нет, я не казнил бы Охлобыстина, хотя он, право, того достоин. Но я подписал бы указ о его бесповоротном отлучении от экрана.

Впрочем, в фильме хороши Петр Мамонов и особенно Олег Янковский: соответственно Грозный и Филипп.

 

* При этом интерес к русской истории в мире сохраняется – в том числе истории ближайшей. Её (я об этом пару раз писал) почему-то как черт от ладана сторонится новорусский кинематограф.

Итальянцы анонсировали в Канне начинающиеся 8 июня съемки фильма Gorbaciof (of на рекламе явно отваливается, намекая на закат карьеры последнего советского лидера): Il cassiere col vizio del gioco. По-английски The Cashier Who Liked Gambling, то бишь «Уволенный, который любил азартные игры». В роли Горбачёффа актер с изумительной фамилией Тони Сервилло – типа Тони Низкопоклонник.

Но итальянцы, в отличие от нас, внимательны и к своей истории. Только что посмотрел конкурсный фильм Марко Белоккио (дебютировавшего в 60-е классическими теперь «Кулаками  в кармане») Vincere – скорее всего, надо интерпертировать как «Победитель». Знаете, о ком фильм? О Бенито Муссолини. Точнее, о женщине, родившей от него сына: обоих он не признавал, сделал тайной фашистской истории. В сюжете интереснее всего то, что Муссолини начинал как ярый социалист и сторонник демократии. По форме же фильм (что тоже нестандарт) – этакий оперный, напоминает о главном перестроечном фильме СССР «Покаяние» Тенгиза Абуладзе. Всё в нем чрезмерно, персонажи, включая Муссолини, не упускают случая спеть гимн великой Италии либо оперную арию. Еще фильм сделан в традициях классической сатиры, а также советского киноагитпропа времен немого кино.

Кстати, и в этом фильме полно крови и обязательного для Канна-2009 секса. Дуче разгуливает голым и ведет себя как парень-не-промах. Иногда даже вздрагиваешь: а вдруг его очередной любовницей окажется Шарлотта Гензбур? С ее лопатой, сверлом, гаечным ключом, ножницами и прочими, по мнению Ларса фон Триера, пригодными для любовного акта инструментами?

Мне было интересно.

Русская душа поздоровалась со зрителями

Текст: Ксения Рождественская, 19.05.2009 14:54:46

На вечеринке после фильма Лунгина "Царь" все говорили, что мэтр снял важное и своевременное кино. Или лучшее и талантливейшее? Какое-то, в общем, такое и сякое, из превосходных степеней. Французы тоже плачут от радости, русская, говорят, душа — теперь мы знаем, как она выглядит. Если они имеют в виду Ивана Грозного в исполнении Мамонова, то не дай бог — у русской души один зуб, ужимки, больше подходящие лидеру рок-группы, приступы неубедительного безумия и страшный вопрос "где мой народ?" Если французы увидели русскую душу в митрополите Кирилле (возможно, лучшая роль Олега Янковского), то русская душа жалостлива, свята и беспомощна перед параноидальной властью. Если же эта душа — маленькая блаженная девочка (актрису Анастасию Донцову Лунгин вывел на сцену на премьере, она бодро сказала: "Здравствуйте, рада вас видеть!", Лунгин перевел: "Мерси"), — загадка русской души в том, что она блаженна и умеет отвлекать на себя медведей. Медведь же ее и убьет.

Обидно, что Мамонов тут окончательно оказался Мамоновым-шутом, а не Мамоновым-актером. Ну и ладно, зато tsar. Жалко, что попадающие в кадр дети смущенно хихикают, глядя в камеру. Зато народу много. Суздаль в роли Москвы утопает то в снегах, то в вишневом саду, в кадре все бестолково шевелится, Мамонов строит рожи, отрезанные медвежьи головы скалятся в камеру. Россия у Лунгина немыта, бессмысленна, беспощадна и очень однообразна, а государственная и религиозная власть только и могут, что сказать друг другу: "Что ты делаешь? Одумайся" — и, не услышав друг друга, уйти одна в безумие, другая в святость. А потом загадочная русская душа в очаровательном платьице выходит на сцену Каннского Дворца фестивалей и чистым ангельским голоском говорит: "Здравствуйте! Рада вас видеть!"

"Канны. День седьмой: Лунгин"  festival de cannes Алексей Тарасов

(На самом деле фильм Лунгина шёл на 5 день фестиваля) Прим. редактора

"очень неприятно, царь

Вчера зеваки оккупировали заграждения вокруг входа в отель «Карлтон», который посыпали искусственным снежком в честь презентации «Рождественской песни» Роберта Земекиса с Джимом Кэрри. Лично я даже не стал забирать приглашение на круглый стол. Джим Кэрри? На це немае часу.

 

Вместо того чтобы еще раз искупаться, черт дернул пойти на «Царя» Павла Лунгина, рассказывающего о том, как царь Иван Грозный (Петр Мамонов), вконец осатаневший от паранойи, возвел в сан московского митрополита соловецкого игумена Филиппа (Олег Янковский), у которого от злодеяний государя полезли глаза на лоб.

 

Русские «Царя» очень хвалят (ну еще бы), а я, может быть, сидел слишком близко к экрану, но не увидел ничего, кроме бутафорских бревен, оглушительно орущей массовки и одномерных персонажей в исполнении выдающихся актеров. Мамонов все время делает страшные глаза. Янковский играет монотонный испуг. Охлобыстина можно было бы и пораньше спалить на костре.

 

Как-то не очень верится, что господин Лунгин, всю жизнь снимавший светское кино («Такси-блюз», «Свадьба», «Олигарх»), вдруг неожиданно переменился и теперь второй фильм подряд тычет зрителю иконами в лицо и сочиняет диалоги на основании Святого Писания. Возникает ощущение, что он просто следует конъюнктуре рынка, после того как «Остров»  с его быстрорастворимой духовностью неожиданно стал большим хитом.

 

Оно-то ладно, Лунгин в «Особом взгляде», а вот как в конкурсную программу попал «Преодолеть» Марко Беллоккио – тайна сия великая. Это средней руки коммерческая драма, типа «Папы Джованны» из прошлогодней Венеции, о женщине, которую до такой степени очаровали пылкие речи Бенито Муссолини, что она родила ему сына. Первую треть фильма дамочка целуется с Муссолини взасос, прерываясь только на то, чтобы продать недвижимость и драгоценности и принести любимому мешочек денег, а оставшееся время умоляет медсестер  разных психушек передать ее письма Дуче лично в руки. На фоне Беллоккио не взятые в конкурс «Тетро», «Мать» и новый Джармуш выглядят просто издевательством.

 

У меня требуют подробности о последнем Кене Лоуче. Что ж, извольте.

 

Почтальону Эрику Бишопу за пятьдесят. Его приятель по работе приносит книжку по медитациям: нужно закрыть глаза и представить, что стоишь лицом к лицу со своим кумиром. У почтальона это Эрик Кантона, легендарный форвард «Манчестер Юнайтед» французского происхождения, которому он перессказывает свои беды. В кульминации два автобуса вооруженных битами футбольных фанов в масках Кантона обливают краской двух бандитов с намерением выложить запись этого действа на ютьюб. Вряд ли это вторая Пальм д’ор, но все очень радовались и смеялись.

 

Пойду-ка я на Альмодовара."

Канны. День шестой: Триерfestival de cannes Алексей Тарасов

Понедельник, 18 мая 16:05 улыбайтесь, это всех раздражает

На вопрос, какую реакцию на «Антихриста» он ожидает, Триер ответил: «Нас, наверное, убьют». И действительно, сейчас многие от него отвернутся.

 

Вспомним, с чего все начиналось. Пошли слухи (их, я думаю, распространял сам Триер), что «Антихрист» станет самым коммерческим проектом режиссера, чуть ли не хоррором для мультиплексов, потому что ни «Мандерлей», ни «Самый главный босс» денег не собрали, а жить на что-то надо. Можете быть уверены, что «Антихрист» не двинется дальше полуночных сеансов в артхаусных залах в Париже, откуда разгневанная публика будет выбегать, размахивая кулаками.

 

 

Фильм открывается сценой секса в душе и летящим из окна ребенком под арию из «Ринальдо» Генделя. Убитую горем мать (Шарлотта Генсбур) ее муж психолог (Уиллем Дефо) отвозит в домик в лесу, где пробует вправить ей мозги, но вместо этого мозг и другие части тела ему выносит она. Выглядит эзотерическим хоррором с цитатами из «Пилы» и «Некромансера-2», по факту являясь глумливой многослойной притчей о подлой женской природе, «Молотом ведьм» новых времен.

 

Понятно, что Триер стал заложником своего образа провокатора и шокотерапевта, которому приходится все дальше выходить за рамки, push the boundaries, но если хладнокровно разобрать кино, получается, что шокирующих сцен всего-навсего две: Генсбур с ножницами и Генсбур с поленом. Триер мог бы запросто обойтись без сопутствующих этим сценам крупных планов, но делать этого не стал, и самое обидное, что он решил выступить вот так в лоб

 

Нетрудно представить, как Триер хихикал, когда все это сочинял – посвящение Тарковскому (оператор действительно один в один «снимает» Рерберга) и какую-то дурацкую мифологию с вороной, оленихой и лисицей, говорящей «Всем правит хаос». Да и название «Антихрист» - тоже для смеху, детей пугать. Впервые за хихиканьем, которым Ларс всегда прикрывался, почти никто ничего не расслышал.

 

На пресс-конференции у Ларса нервно тряслись руки, он перво-наперво провозгласил себя лучшим режиссером на Земле и не ответил серьезно ни на один вопрос.

 

Канны. День шестой: Лоучfestival de cannes Алексей Тарасов

Понедельник, 18 мая 11:05 мяч в игру

На крыше соседнего трехзвездочного отеля ночью была вечеринка с визгливой рок-группой, которая до самого рассвета играла кавер-версию When I Was Seventeen Фрэнка Синатры. Как же они достали.

 

Только что в «Люмьере» искупали в овациях «В поисках Эрика» Кена Лоуча, нетипично духоподъемную для этого автора гуманистическую историю о влюбленном в свою первую жену почтальоне, который спас своих сыновей от бандитов, следуя советам воображаемого друга, футболиста Эрика Кантона.

 

А «Антихриста» фон Триера вчера освистали. На премьере было смертоубийство – пришли вообще все, у кого есть пресс-бейджи, а все начался с того, что солнце, палившее целый день, вдруг зашло за тучи.

 

Подробности позднее. Я побежал к Бон Джун Хо.

 


Лидия Маслова о 62-м Каннском фестивале. День пятый          личное о высоком Ъ-Online, 18.05.2009
На открывшийся в Канне 62-й международный кинофестиваль отправилась обозреватель "Ъ" Лидия Маслова, которая взялась за нелегкую задачу ежедневно записывать свои впечатления. Перед вами ее отчет об очередном дне пребывания на кинофестивале.

Вчера в Российском павильоне происходило беспрецедентное событие – остальные павильоны, если бы узнали, что в нашем состоялись поэтические чтения, покончили бы жизнь самосожжением, и вся эта каннская так называемая «международная деревня» состояла бы из только из Российского павильона. Со своим поэтическим творчеством познакомил каннскую общественность известный публицист Виктор Слипенчук. Начав с цитаты из Анны Ахматовой, которая, по словам Виктора Трифоновича, писала такие стихи, что любой публицист бы позавидовал, поэт Слипенчук пояснил, что слово «публицист» приклеилось к нему, когда он стал писать публицистику, после чего вернулся к более родной ему поэзии. Из гражданской лирики Виктора Слипенчука мне больше всего полюбились строчки: «Кому-то деньги хрусткие, кому-то только хруст, вставайте, люди русские, и не скрывайте чувств».

Вечером состоялся просмотр исторического блокбастера Павла Лунгина «Царь», представленного в конкурсе «Особый взгляд». Произведение, слов нет, мощное, масштабное. Все 20 миллионов бюджета на экране, может, и не видны, но как минимум десять заметны. Бесценна, конечно, харизма Петра Мамонова, герой которого сразу вызывает сочувствие и симпатию безотносительно к тому, веришь ли ты в то, что Иван Грозный именно такой и был, или нет (ну, скорее, кстати, нет). Ивана Охлобыстина в роли юродивого, к сожалению, маловато. Вообще, всего как-то маловато – в широком смысле. Вроде бы и бюджет, повторюсь, и декорации масштабные, но есть ощущение какой-то маломерной камерной Руси, как в «Юрьевом дне», что ли, уж не знаю, насколько уместно такое сравнение. Больше напрашивается, само собой, сравнение с Эйзенштейном, но оно для Лунгина, конечно, едва ли выигрышно.

Из запомнившегося лично мне – рекомендую сцену, где маленькая девочка пытается иконой по лбу отогнать медведя от человека, которого он собрался загрызть на потеху чокнутому Грозному. В целом мессидж картины сводится к тому, что с русским народом надо обращаться пожестче, и у царя как помазанника божьего в принципе есть на это все полномочия, однако в финале Иван Грозный вдруг дает слабину, портит целостность образа и как бы извиняется за свое поведение, начиная растерянно вопрошать: «Где ты, мой народ?» Народ по обыкновению безмолвствует.

Но это все во мне говорит личная неприязнь к православному дискурсу – так-то всем «Царь» скорее понравился, и поклонники фильма «Остров», безусловно, будут довольны. Думается, и продюсеры в накладе не останутся – европейская дистрибуция «Царя» обещает быть не кислой, тем более, что он абсолютно укладывается в иностранные представления о богатом русском кинематографе, повествующем о загадочной русской душе.

В плане загадочной скандинавской души всех опять же потряс Ларс фон Триер со своим «Антихристом», о котором я ничего от себя сказать не могу, поскольку мне ввиду занятости освещением мероприятий Российского павильона посмотреть его не удалось. Однако люди, видевшие его, уверяют, что фильм вызывает желание немедленно выпить как минимум литр водки, а еще один российский участник программы «Особый взгляд» Николай Хомерики, узнав, что Ларс фон Триер, которого он недолюбливает, посвятил «Антихриста» почему-то Андрею Тарковскому, приревновал: «Он еще смеет свои фильмы моему Тарковскому посвящать! Увижу, дам по морде».
Лидия Маслова

Зло набирает актуальность
// "Антихрист" и "Царь" в Канне

Фестиваль
Первая половина Каннского фестиваля завершилась мрачным скребущим аккордом — фильмом Ларса фон Триера "Антихрист". Показанный в "Особом взгляде" "Царь" Павла Лунгина тоже вписался в симфонию нечеловеческих ужасов. Намучился, глядя на экран, АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.

Что-то подобное могут вспомнить те, кто был на 50-м, юбилейном фестивале. Тогда всех шокировали "Занятные игры" Михаэля Ханеке: даже некоторые профессионалы не выдержали и провели последние десять минут картины за стаканом виски. Ханеке, Квентин Тарантино и Ларс фон Триер (участвующие и в нынешнем каннском конкурсе) вот уже второе десятилетие приучают публику к "новому насилию" и с каждым фильмом повышают ее болевой порог.

Триер, чьи "Танцующая в темноте" и "Догвилль" были возведены в Канне в ранг шедевров, вскоре пережил жестокий кризис, снял малозначительную комедию и впал, по его утверждению, в нервную депрессию. А потом написал сценарий на двух актеров (Уиллема Дефо и Шарлотту Гензбур) — о муже и жене, чей ребенок выбросился из окна во время их полового акта, и о том, как они бегут от депрессии в густой лес, населенный дикими животными и птицами. Но вместо утешения погружаются в сатанинский хаос, правящий миром,— в темноту своих страхов и в бездну разрушительной сексуальности. Мужчина выглядит при этом самонадеянным глупцом, женщина — взбесившейся ведьмой.

Вдохновляясь своим романтическим инфантилизмом и скрытым мизогинизмом (в дело пошло юношеское увлечение Августом Стриндбергом и Эдгаром По), Триер вряд ли думал о контексте Каннского фестиваля, где расчлененка станет сюжетным лейтмотивом конкурса. Но именно "Антихрист", где хоронят заживо, увечат половые органы и мастурбируют с брызгами крови, поставил в этом сюжете жирную точку: в каком-то смысле фестиваль уже можно считать завершенным. Это не значит, что знатному датчанину обязательно дадут главный приз, скорее наоборот. На "Антихристе" журналистский зал реагировал на самые рискованные сцены нервным смехом. Публика любит охаивать своих бывших кумиров, мстительно вспоминая, что от великого до смешного один шаг. Но Триеру в новом фильме удалось быть великим и смешным одновременно. Это не мы смеемся над ним, а он над человечеством — своим ядовитым, саркастическим смехом. Другое дело, что своим экстремизмом и воинствующим радикализмом режиссер рискует предельно сузить аудиторию своих поклонников. Помог ли ему самому "Антихрист" выйти из депрессии? Не похоже.

Одной из лучших шуток стал финальный титр: "Посвящается Андрею Тарковскому". Если Вим Вендерс недавно проявил бестактность, посвятив неудачную картину Ингмару (Бергману) и Микеланджело (Антониони), Триер имел для своего жеста все основания. Тарковский не раз вспоминался по ходу фильма, ибо Триер возвращается к своей ранней романтической изобразительной концепции, во многом сформировавшейся под влиянием русского режиссера. Только без "духовки": свои экстазы датский режиссер черпает из других источников.

О Тарковском напоминал и "Царь" Павла Лунгина (иконами Андрея Рублева), но еще больше — об Эйзенштейне. Если Триер — это европейский экстрим, то Лунгин — экстрим азиатский. Новая киноверсия судьбы Ивана Грозного балансирует между постановочным эпосом и камерной драмой. От первого — разработанные, хотя и грубоватые массовки и особенно изобретательные сцены казней и пыток (одна — с участием разъяренного медведя), демонстрация палаческих орудий, выполненных "по эскизам итальянца Леонардо". Эффект усиливает интеллигентная и в то же время экспрессивная камера Тома Стерна, этому же должна содействовать и написанная "под Прокофьева" музыка Юрия Красавина, но своей монотонной чрезмерностью она скорее утомляет.

Значительно лучше получилась камерная драма — дуэт-поединок царя (Петр Мамонов) и митрополита Филиппа (Олег Янковский). Это не только пир актерского мастерства, но и квинтэссенция темы фильма: человек против бесчеловечности власти. То, что диссидентом, рискнувшим сказать тирану "нет", оказался представитель церкви, можно, конечно, счесть идеализацией и данью той самой "духовке". Однако, похоже, в России времен Грозного злу действительно было нечего больше противопоставить. Что касается сегодняшнего дня, это вопрос более сложный, но его постановка — даже в столь метафорическом ракурсе — бесспорно, актуальна.

Канны. День пятый: Царь

Две головы одного орла

В Каннах показали "Царя" Павла Лунгина


Павел Лунгин Фото: Колыбалов Аркадий
Павел Лунгин Фото: Колыбалов Аркадий

Историческая эпопея "Царь" Павла Лунгина по идее должна была продемонстрировать неисчерпаемость темы власти в России: до сих пор считалось, что, обратившись к фигуре Ивана Грозного, ее исчерпал Эйзенштейн, гениальность которого становится все очевиднее. Лунгин, однако, взялся тему развить. В воскресенье фильм, участвующий в программе "Особый взгляд", был показан на Каннском фестивале.

Рискнув дополнить Эйзенштейна, Лунгин исходил из того, что мастер творил по заказу Сталина, и самоцензура здесь неизбежна. На самом деле интуиция художника в нем оказалась сильнее осторожности политика, и уже вторая серия была запрещена, а третья уничтожена. Это был еще один трагический вариант пушкинского "жалок тот, в ком совесть нечиста". Попреки гипотетическим судом Божьим Сталин еще мог бы стерпеть: он сам был богом и гнева коллеги не боялся. Но вот муки совести ему были не по силам, и позволить себе быть жалким он не мог. Эйзенштейн ударил его как хлыстом и за это поплатился.

Расклад в фильме Лунгина другой: категория совести заменена страхом божьим. Интересы Бога в сюжете представляет митрополит Филипп, которому ведома высшая истина - она дает ему смелость и силу перенести пытки. Но ведь, акцентирует Лунгин в своем предуведомлении к фильму, и царь на Руси считается помазанником Бога. Это вообще беда России: власть ни перед кем не в ответе, может творить беззакония, развлекаться издевательством над людьми.

Но даже царь пасует перед проницательным взглядом митрополита, перед твердостью его и духовной силой.

Таким образом, смертельная схватка тьмы и света в одной душе у Лунгина заменена противостоянием двух властей - плохой и хорошей. Плохая торжествует, для хорошей еще не настало время - она страдает, как и велел Христос.

Эйзенштейн вынуждал любого злодея присмотреться к своим деяниям - "обратить глаза зрачками в душу". Это был фильм не только об Иване Грозном. Лунгин же, хоть и считает картину Эйзенштейна недостаточно психологичной, в своей ленте обходится без всякой психологии - просто агитирует в пользу власти церковной как единственно гуманной и справедливой. В какой мере это не так - легко понять из истории мировых религий, но режиссер, уже получив благодарность Патриарха за свой "Остров", кует железо, пока горячо. Его "Царь" - весомая гиря в споре между властью светской и церковной. Фильм в этом смысле провокационен.

Между тем в художественном отношении он лучше "Острова". Двухчасовой фильм состоит из четырех глав, причем самая рыхлая - первая, вводная. Все сосредоточено на конфликте между царем-самодуром и просвещенным митрополитом Филиппом, которого, впрочем, царь легко может в любой момент разжаловать. Но к Филиппу у царя влеченье, род недуга: словно потребен ему этот оппонент, этот прямой честный взгляд среди угодливой, трясущейся от ужаса челяди. Уважает он его. Дуэт Петра Мамонова и Олега Янковского - самое сильное в картине.

При этом изумляет ее неожиданная камерность. О Москве много говорят, но ее нет. Снято словно в одной декорации, массовка малочисленна и безлика, батальные сцены даны только на крупных планах, монтажно, без необходимого размаха. И есть ощущение, что Лунгин так и не сумел оторваться от мощного влияния фильма Эйзенштейна - во всяком случае, он выбирает тот же стиль кинооперы, с величественностью композиций, с полнозвучием симфонической музыки, а композитору Юрию Красавину явно поручено следовать по пятам Прокофьева. Некоторые кадры почти буквально повторяют живописные композиции Эйзенштейна - людская змейка у стен монастыря, к примеру. Мамонов часто демонстрирует орлиный профиль Грозного - словно отсылая к Черкасову. И только Иван Охлобыстин из другой оперы: он суетливо подражает Мартинсону в какой-то из киносказок Роу. Сила духа смутно угадывается в персонажах Алексея Макарова (Иван Колычев) и Алексея Домогарова (Басманов). Но совершенно невнятны немногие женские образы, а царица производит впечатление вполне современной ряженой девицы с мобильником под сарафаном. И уж совсем странно выглядит народ: живописные, с иголочки, рубища словно взяты из гардероба Большого театра. В послушном колыхании густо загримированной толпы очень чувствуется голос режиссерского мегафона.

Есть несколько сильных сцен-аттракционов: русский "Колизей" с воеводами, отданными на растерзание медведю, демонстрация казни изменщиков, для которой в России приспособили механизм Леонардо, изобретенный вообще-то для водопровода. В фильме вообще много таких скрытых намеков "для посвященных", потому что картина сделана во многом для зарубежного проката и должна ответить здешним ожиданиям. В России эти намеки скорее всего не заметят - и слава Богу.

"Царь" Лунгина подобен двуглавому орлу: одна голова грозно смотрит в сибирские просторы, внедряя в народ идею совершенства церковной власти, другая - значительно подмигивает Западу, популярно растолковывая ему "эту загадочную Россию", одна хочет быть свободной художницей, другая соображает насчет текущей общественной конъюнктуры. Здесь сила и слабость фильма

"Иван Грозный" — съемочная площадка (05.06.2008)

Экран взывает к крови   // Всплеск насилия на Каннском фестивале

Фестиваль кино
Насколько значима на фестивале тема крови, показал уже корейский фильм "Жажда" (см. "Ъ" от 16 мая) о священнике-вампире. Уикенд подтвердил самые мрачные предположения АНДРЕЯ Ъ-ПЛАХОВА: кровь хлестала в эти дни с экрана бурным потоком.

Правда, для слабонервных и чувствительных программа предлагала в эти же дни другие фильмы. "Яркая звезда" Джейн Кэмпион — история любви Джона Китса и Фанни Браун, гораздо больше увлеченной шитьем, чем поэзий, и тем не менее поддавшейся романтическому натиску, ставшей музой и даже фанаткой стихов поэта, безвременно умершего от чахотки. Новозеландка Джейн Кэмпион уже сорвала в свое время "Золотую пальмовую ветвь" за фильм "Пианино"; вернувшись на Круазетт через 16 лет, она показала, что по-прежнему умеет снимать качественное постановочное кино — со стилем и даже с душой. Это обеспечило ей приличные оценки критиков, но вряд ли картина разобьет сердца пяти опытных актрис из жюри: для этого она слишком красива и холодна.

Гораздо теплее "Взятие Вудстока" Энга Ли — ретрокомедия о знаменитом музыкальном фестивале, который показан с точки зрения отпрыска живущей по соседству еврейской семьи. Эллиот Тайбер (так зовут героя, и это реальное лицо) решил превратить свою деревню в большой отель для нахлынувшей сюда армии хиппи. Будучи полным неофитом в вопросах контркультуры, он проявляет чудеса предприимчивости и заодно теряет невинность в компании прекрасных дев, не менее прекрасных юношей и трансвеститов под вовремя принятую таблетку ЛСД и звуки нового музыкального века. В финале герой покидает отца с матерью. Перед ним открылись новые горизонты — кудрявый ангел на белом коне, он же музыкальный продюсер, впервые произносит при нем прекрасные слова: "Rolling Stones".

Штурмовать фестивальный зал на этот субботний показ пришлось почти как Вудсток: толпа неистовствовала, сам Квентин Тарантино едва не оказался в пролете и проник на красный ковер, лишь ловко перепрыгнув через охраняемый полицией барьер. Энг Ли еще раз показал, что способен отлично освоить любой жанр и в принципе готов поставить мировой рекорд, добавив к двум "Золотым медведям" и "Золотому льву" большую каннскую награду. Однако вряд ли это случится: кино получилось на этот раз слишком благостное и сентиментальное, ему не хватает яда и перца. К тому же комедии, да еще и лирические, не побеждают на этом серьезном фестивале. А пока фаворитом публики и прессы (французские критики выставили ему шесть "Золотых пальм") стал "Пророк" Жака Одийара. Это жесткая тюремная сага про молодого араба, не только вынужденного жить в неволе "по понятиям", но ставшего ключевой фигурой в разборках между корсиканской, итальянской и арабской мафиями, которые фактически правят тюремщиками. Герой обводит вокруг пальца корсиканского пахана и выбирает то, что ему ближе по крови. Для этого он должен пройти через нешуточные испытания: первое же состоит в том, чтобы согласиться на нескромное предложение сокамерника и сделать ему минет, во время которого зарезать спрятанной во рту бритвой. За эти и другие подвиги актер Тахар Рахим вполне может претендовать на актерский приз, который как минимум обеспечен этой впечатляющей картине.

Вряд ли будет награждена "Резня" филиппинца Брийянте Мензосы, но именно она стала кульминацией каннских кровопусканий. Студент школы криминалистики, будущий полицейский нуждается в деньгах для содержания молодой жены и младенца. Он подрабатывает, выбивая долги, и в один прекрасный день становится соучастником зверского убийства проститутки — с пытками, насилием и расчленением трупа, части которого бандиты в знак устрашения разбрасывают по всему городу. В течение всего фильма герой пытается вырваться из этого ада и спасти если не жертву, то себя — в моральном смысле, но пути назад нет.

Любопытно, что похожая моральная дилемма, только без крови и пыток, присутствует в румынском фильме "Полиция, прилагательное" Корнелиу Порумбойю — фаворите программы "Особый взгляд". Молодой полицейский отказывается выполнить приказ начальства и арестовать парня, покупающего для себя и своих друзей гашиш. Для героя существует понятие совести, для системы (полицейской и любой другой) важна только формальная сторона вопроса. Это — глубокое размышление о корнях коррупции и злоупотреблений. В филиппинском, как и во французском, фильме все проще: мы просто видим, как преступность вырастает из материальной нужды, связывая круговой порукой бандитов и стражей порядка.

Кровавый уикенд в Канне обещает получить достойное продолжение в фильмах "Месть" Джонни То (о киллере-мстителе) и "Царь" Павла Лунгина (об Иване Грозном и опричнине).

Канн сделал перерыв на кино
// Участники фестиваля отвлекаются от развлечений на просмотр фильмов

Газета «Коммерсантъ»   № 86/П(4141) от 18.05.2009
62-й Каннский фестиваль открылся хорошей погодой, но следующие два дня в городе лил дождь. Это не помешало светской активности, которая бурлила у Дворца фестивалей, на террасах отеля Eden Rock, Carlton и в российском павильоне. Яхт в бухте стало несколько меньше, чем прежде, зато в Канне появились бизнесмены-изгнанники. Ожила, например, вилла главы S.P.I. Юрия Шефлера. Вообще, кризис привел к тому, что в ущерб развлечениям люди пошли в кино (о фильмах фестиваля см. стр.14).

Жизнь в шатрах российского павильона началась еще до его открытия. Организаторы не дождались рабочих и сами снимали полиэтилен с ковролина и плазменных панелей. Тем временем в аэропорту Ниццы начали появляться голливудские звезды. Моника Беллуччи выкатила тележку с чемоданом и дочерью Девой на нем, прилетела Ева Лонгория с мужем Тони Паркером и Мэрайя Кэри в окружении чернокожих красавцев.

В Ницце наконец пустили давно обещанный трамвай. Говорят, в скором времени откроют еще одну ветку вдоль набережной. Местные жители считают, что это очень удобно: трамвай может перевезти больше пассажиров, сохраняя экологию, но главное, Ferrari и Lamborghini бешеным ревом будут реже будить по ночам. Французы наивно надеются, что те, кто привык ездить на Ferrari, пересядут на трамвай. Еще одна новость этого сезона: вилла владельца группы S.P.I. Юрия Шефлера снова стала обитаемой. Он перестал приезжать туда несколько лет назад, не появляться во Франции господину Шефлеру, против которого инициировано несколько международных судебных исков, посоветовали адвокаты.

Российский павильон, который в этом году, несмотря на кризис, стал в два раза больше прошлогоднего, открылся на второй день работы фестиваля. У входа в шатры глава департамента кинематографии Минкульта Сергей Зернов вместе с гендиректором компании "Совэкспортфильм" Григорием Геворкяном обсуждали кинобюджеты на следующий год, а актрисы Алиса Хазанова и Светлана Устинова не изменяли светской традиции и обсуждали платья. "Да ты же пьян",— обратился режиссер Федор Бондарчук к продюсеру Сергею Члиянцу и поздоровался с ним. "И ты пьян",— обратил он внимание на присевшего режиссера Николая Хомерики. "Да и я тоже",— радостно объявил Федор Бондарчук. Хотя от остальных господ его отличала свежесть и бодрость, и если уж он был не трезв, то выпил совсем недавно. А вот господин Хомерики со времени отлета из Москвы не мог достичь состояния трезвости. Все волновались за его пиджак: он был немного великоват и при этом, видимо, являлся единственной выходной одеждой. Пиджак с каждым днем все сильнее терял форму и цвет. А ведь премьера фильма "Сказка про темноту" господина Хомерики была назначена только на 21 мая. На террасе российского павильона ресторатор Михаил Зельман с партнером, режиссером фильма "Какраки" Ильей Демичевым обсуждали особенности местной гастрономии. Пришли к выводу, что устрицы есть уже поздно, а буйабес — рано. Господин Зельман также успел всех секретно пригласить на открытие своего ресторана Goodman в Цюрихе.

Примой российского павильона, как и в прошлом году, стала его креативный директор телеведущая Екатерина Мцитуридзе. На красную дорожку по случаю открытия фестиваля она вступила в фиолетовом платье от Dior с длинным шлейфом. Теперь охотники за автографами знаменитостей могут упросить госпожу Мцитуридзе отдать им хотя бы кусочек ее шлейфа. Потому что тем вечером по нему прошли почти все звезды, среди которых были шансонье Шарль Азнавур с внуком, владелец компании Pixar Джон Лассетер, председатель жюри фестиваля Изабель Юппер. Особенно долго задержался рядом с телеведущей режиссер культового фильма "Мужчина и женщина" Клод Лелюш. Днем позже госпожа Мцитуридзе выходила на дорожку уже в платье от Дениса Симачева. Платье изобиловало надписями на русском: "Гр.Об.", "Цой жив", "Не забуду мать родную".

После церемонии открытия официальный ювелирный спонсор Каннского фестиваля Chopard устроил презентацию своих новых духов Cascade. На террасе в отеле Eden Rock гостей встречала креативный директор Chopard Каролина Шойфеле-Груози. Среди приглашенных оказались режиссер Мартин Скорсезе с супругой, актриса Девон Аоки. Там же в Eden Rock днем позже обедали голливудский адвокат Джек Блюм, композитор и продюсер Анатолий Бальчев вместе с партнером Стафаном Аренбергом, продюсером Марком Иваселевичем и обсуждали неизвестные подробности жизни Владимира Высоцкого, о котором господин Аренберг снимал фильм. Неожиданно из-за соседнего столика встал режиссер Квентин Тарантино. Он заметил друзей и подошел поздороваться, сказал пару ироничных фраз насчет своей предстоящей премьеры (господин Тарантино то и дело шутил, что его новый фильм может никому не понравиться) и в конце разговора просил передать привет Кате (Екатерине Мцитуридзе).

На третий день в Канн приехал продюсер и совладелец кинофестиваля "Кинотавр" Александр Роднянский с супругой Валерией. Они рассказали забавную историю о том, как пытались посмотреть в Риме финал чемпионата мира по хоккею. Оказалось, что в Италии его не транслировали. И тогда в компании из 20 человек, закупив вина и провизии, нашли в интернете латышскую трансляцию хоккея и устроились смотреть игру у экрана ноутбука. В прошлом году из-за любви к хоккею Александр Роднянский даже пропустил одну из каннских премьер.

К концу первой недели фестиваля погода в Канне наладилась, и набережная Круазетт окончательно переполнилась. Писатель Оксана Робски катала на каруселях сына и явно страдала от недостатка внимания иностранных граждан и прессы к собственной персоне. Канн для отечественных знаменитостей — хорошая проверка на тщеславие. Тут их никто не знает и не замечает. Очередной вечер в российском павильоне начался с чтения стихов. Свои стихи читал гостям отец владельца ФК "Метрополь" Михаила Слипенчука Виктор Слипенчук. Член совета директоров фонда Russian Film Network Владимир Кильбург даже выучил несколько строк: "... И длинный день,/ Как порожняк, в итоге / Бесславно уходил из Кулунды". Моника Беллуччи и Софи Марсо как раз готовились к выходу на красную дорожку, а режиссер Павел Лунгин — к показу своей новой ленты "Царь" и вечеринке по случаю премьеры.

Вообще, многие завсегдатаи в этом году отмечают не типичную для Канн ситуацию: публики на светских вечеринках не так много, зато рядовые зрители и звезды спрашивают друг у друга лишний билетик на ту или иную премьеру, кинотеатры переполнены. Говорят, виноват кризис: в ущерб развлечениям люди пошли в кино.

Мила Ъ-Кузина, Канн

Таблетка от депрессии

Ларс фон Триер показал Канну гиперрадикальное кино

Опубликовано на сайте rg.ru 18 мая 2009 г.
Версия для печати

Кадр из фильма "Антихрист"
Кадр из фильма "Антихрист"

"Антихрист" Ларса фон Триера был в числе самых ожидаемых. Его ждали как явления юродивого народу - что он там опять начудит. Так не ждут серьезное кино. Пресса была полна материалами о еще никем не виденном фильме, и материалы эти были полны иронии.

"Антихриста" Триер сделал в период своей широко объявленной депрессии. Он всегда извещает публику о наступлении какого-нибудь нового периода своей жизни. Был момент, когда он придумал камеру без штатива, - возвестил рождение "Догмы". Потом была эра неприязни к самолетам и, следовательно, к Америке, куда только самолетом можно долететь, - явилась шумная "антиамериканская трилогия" (правда, третья часть "Васингтон" еще даже не брезжит, и скорее всего, трилогия останется дилогией). А теперь Триер два года долгими бессонными днями лежал на кровати недвижно, рассматривая стену, и, как сообщалось в печати, не мог решить, выпить ему стакан воды или не выпить.

Наверное, появление на свет "Антихриста" можно считать первым признаком излечения. Правда, стоять за камерой, как обычно, Триер не отважился - слишком слаб. Понятно: человек выходит из депрессии, и первое, что он видит вокруг, - это фильм ужасов. Впрочем, Триер, согласно его заявлениям, не понимает, что такое жанровое кино: "Как только я делаю жанровое кино, выходит что-то другое", - признается он журналу Variety. И действительно, если вспомнить: в "Танцующей в темноте" он делал пародию на американский мюзикл - получилась индийская мелодрама. Теперь он тоже не вполне уверен, что "Антихрист" - ужастик. Во всяком случае, актриса Шарлотта Гейнсбур в интервью утверждала, что мазохистские сцены, которые ей пришлось играть, близки к порнографии. Писали, что в картине рекордное количество ужасов. Со сверхъестественными силами Триер уже имел дело в "Королевстве" и считает ужастик жанром "очень комфортабельным": можно забыть о логике и дать волю фантазии. Ползли также слухи о невиданном градусе жестокости и натурализма, и это, пишет Variety, Триер охотно подтверждал со счастливой улыбкой на устах. Значит, вышел из депрессии. И его порноужастик был здесь родом терапевтического средства - он сублимировал на экране видения, страхи и комплексы Триера. Режиссер охотно рассказывал, что восстановился примерно на 50 процентов, но для полного излечения отвел себе ближайшие семь лет.

Своего "Антихриста" он считает наполовину документальной лентой, наполовину стилизацией, причем с уклоном в романтику. Называет картину "детской", хотя особо оговаривает, что детям ее смотреть нельзя. Судя по пространным титрам, привлек к работе экспертов по паранормальным явлениям, паранойе, порнографии, психоанализу, женоненавистничеству и экзорцизму. Подчеркивает, что это его главный фильм жизни, говорит о своих родовых связях со Стриндбергом, Бергманом - и Ницше, чей "Антихрист" был настольной книгой его детства. Но категорически отвергает связь этой дьяволиады с религией: "Я человек не религиозный и все более чувствую себя атеистом. Религия - дерьмо, я это слишком хорошо знаю". Вступать в ту же воду принципиально не хочет, а хочет каждый раз изобретать себя заново. По поводу прокатной судьбы "Антихриста" пресса не обольщалась не глядя: все картины Триера посещались публикой плохо - и дома и за границей. По поводу Канна не обольщался сам Триер: "Наверное, это будет ужасно, но это часть моей работы". Иными словами, к провалу мастер был заранее готов, но втайне надеялся на чудо.

Чуда не произошло. Картина действительно оказалась детской в том смысле, что только детям могут придти в голову столь оглушительно наивные образы, существующие вне логики и даже вне общечеловеческой мифологии. Это плоды творчества младенца, который разрывает куклу на части и пытается бессистемно приспособить ногу к носу, или задницу - к причинному месту.

Картина открывается черно-белым прологом, целиком снятым в рапиде - движения на экране заторможенны, как во сне -  страшном или эротическом. В прологе любящие супруги лишаются единственного маленького сына - пока они в ванной под шум стиральной машины занимаются любовью, он выпадает из окна. Потом начинается собственно фильм, уже в цвете, -  супруги, пережив первые страшные дни отчаяния, решают отправиться в заброшенный лесной домик под названием "Рай", чтобы там оттаять душой. Но в лесной глуши с ними начинают происходить какие-то жуткие изменения: рай становится адом, из-под земли являются говорящие волки с разверстыми кишками, из чащи - лань, на ходу исторгающая осклизлый плод. Композиции начинают отсылать к образам Босха. А в любящую супругу, по-видимому, вселяется бес: она обращается в истеричную фурию, пытается мужа зверски насиловать и потом даже убить. То, что предпринимает эта женщина в отношении своего любимого, я пересказывать не берусь, хотя честно и неотрывно отсмотрел по долгу службы весь фильм от первого до последнего кадра. Не в пример моему коллеге-критику в соседнем кресле, большому поклоннику Ларса фон Триера, - половину фильма он просидел, закрыв лицо руками, и на мои призывы смотреть отвечал, что не может.

И действительно, вынести все эти измывательства над человеческой плотью было очень трудно - видения Ларса фон Триера и  его комплексы оказались более чем своеобразными. Я не знаю, что заставило хороших актеров Шарлотту Гейнсбур и Уиллема Дефо пойти на эти подвиги - им пришлось обнажить перед зрителем все, что у них есть, а потом это, самое интимное, подвергать жесткому воздействию ручных дрелей, плотницких ножниц, шестеренок, карданных валов и других подручных хирургических инструментов. Зло мира Триер явно видит в женщине - создании нечистом и заранее готовом к гадостям. Миловидная Шарлотта Гейнсбур к концу вызывала в зале приступы тошноты. Вопрос о женоненавистничестве Триера, впервые подмеченном Николь Кидман, на встречах с журналистами был едва ли не главным.

Надо сказать, что зал принимал явление такого кинематографического экстрима в высшей степени весело: хохотом был встречен уже первый устрашающий титр, потом иронический смех то и дело нарушал трагическое развитие событий. Титр, посвящающий картину Андрею Тарковскому, вызвал новый взрыв веселья, а в финале зал наградил автора таким громовым дружным буканьем, какого в Канне я не припомню. Это был скандальный провал  режиссера, потерявшего вкус, чувство меры и, увы, кажется, разум. Легенда о гении Ларсе фон Триере дала еще одну, возможно, роковую трещину. Теперь самое интересное: каковы будут критические рейтинги. Обычно критики, преодолев первую смеховую реакцию нормального зрителя, потом приходят в себя, становятся серьезны и начинают искать в увиденном глубинную авторскую концепцию. Получается концептуальное кино.

Прямая речь Ларс фон Триер:

- Я смотрел документальные фильмы о ведьмах. Это потрясающий материал. Я не верю в ведьм и не думаю, что женщины с их сексуальностью есть зло, но все это меня пугает... Когда делаешь фильм, важно чувствовать себя свободным. Кого к черту касается, что я на самом деле думаю! Интересно искать разные комбинации образов и эмоций. В них отражаются человеческие души и действия. Вот что интересно.

Я совершенно открыт для идеи равенства полов. Хотя не думаю, что оно достижимо. Но разница между полами огромна, и я против того, чтобы женщина занимала подчиненное положение. Охота на ведьм - конечно, ужасна. Но сами образы ведьм открывают простор воображению.

Православие, самодержавие, инородность

Думал, сегодня вся русская пресса напишет про лунгинского «Царя», а я что-нибудь трехсложное вякну, но что-то они ленятся.

Он довольно изящно сделан: иствудовский оператор, аскетичное пространство — минимум декораций, все или черное-черное, или белое-белое. Сценарий писателя Иванова недурной. Помимо Мамонова с Янковским (для которого это, видимо, прощальный выход), есть еще несколько выдающихся попаданий по кастингу (Кузнецов, человек с самым добрым лицом в мире — Малюта Скуратов). Есть пара спорных решений — иконку немножко многовато мацают, отец Иоан Охлобыстин is a fucking abomination; но вообще, когда смотришь русское кино в котором люди не просто камеру стараются не уронить, но и владеют какими-то там интонациями — это как-то подкупает.

Проблема в том, что он как бы про попытку интеллигентного человека поучаствовать (с добрыми намерениями, ясно) в работе кровавого режима, и одновременно про встречу верующего с дьяволом, который сыплет строчками из Писания (Мамонов местами прям очень страшный делается). И если по первому пункту фильм просто ничего нового не говорит, то в апологетику православия  в исполненнии Лунгина традиционно не верится совсем —  у него слишком европейские манеры. Странно, видимо, такие претензии предъявлять, rогда у всех остальных вообще манер нет, но тем не менее. Пока идет разговор интеллигента с сумасшедшим, это вполне разумно выглядит, но вот когда с Янковского начинают кандалы от святости спадать — увольте.

Но не бойся, я не грущу, я так сама хочу

Что и требовалось доказать: для отрезвляющих реплик Станиславу совершенно не обязательно смотреть предмет обсуждения. Как, впрочем, и мне для восторженных. ОК, забудем на время про Триера — обратимся к другим участникам процесса, пусть они, как справедливо заметил сегодня Ларс, «все преоценные, кроме меня».

Внеконкурсная аменабаровская «Агора» — семидяcятимиллионный (притом выглядит на все 200) пеплум про становление христианства и конец Александрии как культурной столицы мира. Христиане показаны озверевшими фашистскими ублюдками, притом с носами и методами современных исламских радикалов (параллель, навязчиво подчеркиваемая). Сперва они в связке с иудеями выживают политеистов (справедливости ради, довольно противных, хотя и начитанных — что-то типа петербуржцев, только загорелые) и устраивают в Александрийской библиотеке хлев. Чуть погодя вырезают всех евреев и наконец замахиваются на Рэйчел Вайц, которая все это время сидит на веранде и размышляет про Аристотеля и о том, что лучше — круг или эллипс. Сделано дико увлекательно, притом что нет как бы обязательных элементов — нет полноценной любовной истории (Вайц — скорее символ научной мысли, чем телочка, как и положено Софии, никому особо в руки не дается), нет батальных сцен (вместо них бесконечные уличные беспорядки). Немного утомляют только постоянные отъезды камерой от пяточек Рэйчел в космос (видимо, способ наглядно напоминать зрителю, что бога нет).

Вообще смешно, конечно, — Ватикан бесконечно воюет с дурилкой Дэном Брауном, а тем временем испанец на итальянские (в том числе) деньги снимает на «Чинечитте» гигантское кино, про то как плоха религия в принципе — и хоть бы одно проклятие. И ведь в отличие от Дэна Брауна, Аменабар умный, и к учебнику истории не подкопаешься.


Все, что ниже, лучше не читать — там, в принципе, нет спойлеров, но про любой триеровский фильм (а про этот тем более) чем меньше знаешь, тем лучше. В нашей глупой работе и так самое лишнее и скучное  —  пресловутая общественно-полезная консультативная функция, «робот советует, что помотреть», и тут как никогда хочется на нее наплевать и поучаствовать в чужом розыгрыше — наплести с три короба чего-нибудь, чтоб все на него девушек повели. Но поскольку в бутылочке с надписью «выпей меня» — почти что лисий яд, попробую не завираться.

С одной стороны, ну да, практически плевок в зрительный зал. Не пощечина, не удар по болевой точке, а вот именно: «Господи, какие тут вы все идиоты, тьфу». На третьей секунде показывают пенетрацию — притом в стилистике видеоклипов Маркуса Ниспела: сверхчеткое ч/б, рапид, макросъемка, капельки — нате, кушайте, дорогие синефилы. На 30-й минуте появляются говорящие зверьки (в этот момент в зале впервые свистеть начали). В финале есть посвещение, черт, ну если я скажу кому, вам так смешно не станет, когда увидите, — в общем, с главной обсессией своей юности человек поквитался раз и навсегда.

Факт плевка усугублен тем, что плевок дьявольски красивый. Триер последние десять с лишним лет себя бил по рукам, выдумывал какие-то вериги, чтоб прикладные кинематографические таланты (нешуточные, кто бы что не говорил) не мешали серьезному разговору, а тут кандалы сброшены, умри все живое, доктор Манхеттан сошел с ума. Пролог и эпилог — это вообще какой-то экстаз зрительных нервов, все остальное — тоже довольно сильно. Собственно хоррор-часть сделана превосходно: при том от Ларса все ждали в крайнем случае «Экзорциста», а там скорее «Пила».

Насколько это все хорошо в долговременной перспективе для нас и для Ларса — честно, не знаю.

С одной стороны, трикстерская, провокаторская сторона Триера — самое неинтересное, что в нем есть. Это в 90-е слово «провокатор» почему-то стало похвальным, а так это низшая форма коммуникации со зрителем все-таки, недаром ее так любят те, кто рисовать не умеет. Если учесть, что эту свою сторону Триер недурно отрефлексировал и распял в недоделанной американской трилогии, получается, это если не шаг назад, то такой пируэт на месте.

С другой стороны — мы все-таки склонны переоценивать роль зрителя в процессе, не факт, что Ларс сидит у себя в Тролльхаттене и думает, как бы ему обидеть пять тысяч идиотов, приехавших на него в Канны. Если, как учит нас М. в «Казино «Рояль», исключить из уравнения свое эго («мы к нему со всей душой, а он нам х...й в окошко показал»), окажется, что там все в порядке и с мыслями, и со всем прочим, не надо только коленки сжимать так сильно.  

С третьей и по состоянию на сегодняшее утро, наверное, главной стороны — не могу вспомнить, когда у меня послений раз от фильма было ощущение, что мне капельницу с «ред-буллом» поставили. Я ночью после него позвонил в Москву девушке, она говорит: «У тебя голос, как будто тебе 13».

Пойду на пресс-конференцию Ларса, надо где-нибудь биту ему найти и подарить, от лохов отбиваться. Как же его сейчас все рвать на части будут, а.

Каннский дневник Ю.Г. День пятый, 17 мая 2009-го

Заранее знаменитый «Антихрист» Ларса фон Триера

 

* Сегодня – только один сюжет, хотя посмотрел и лунгинского «Царя», и кое-что еще, гораздо более любопытное. Но другие сюжеты – завтра. Все-таки «Антихрист», наряду с «Бесславными ублюдками» Тарантино – один из двух самых ожидаемых фильмов фестиваля. И за два года, пока Триер его делал, успел обрасти легендами, тем более что и содержание фильма, и малейшая информация о нем хранились в строжайшем секрете.

Легенд, собственно, две. Что фон Триер сделал натуральный хоррор, причем самый страшный в истории кино («Да, в фильме много крови и секса», - сказал Триер газете Variety, как отмечает репортер, со счастливой улыбкой). И что это вообще чуть ли не главный фильм всех времен и народов. Отчего и не главный, если сам Триер, наснимавший много хорошего и разного, отзывается об «Антихристе» так (цитирую буклет к фильму): «Это наиболее важный фильм в моей карьере».

Еще он сказал, что все прежние фильмы были для него – хотя бы отчасти - игрой, а этот - первый, во время съемок которого он ощутил себя в эпицентре событий, первый, темы которого его пугали. Еще добавил, что фильм родился из депрессии, которую он пережил два года назад – опять-таки впервые в жизни. Всё, в том числе творчество, стало казаться бессмысленным – тут-то он и начал сценарий «Антихриста». Еще он уточнил, что это первый фильм в его жизни, который он выстраивал не логически, а спонтанно, стремясь прежде всего воплотить на экране безумные фантазии, которые возникли в его воображении, а потом уже как-то выстроить из них подобие фильма. Над кабинетом фон Триера сейчас висит лозунг «Здесь правит хаос» - это подзаголовок к одной из главок, из которых состоит фильм.

После просмотра для прессы, завершившегося три часа назад, часть переполненного зала (меньшая) зааплодировала, а другая дружно закричала «бу-у!». Такую же реакцию почти десять лет назад вызвала в Канне «Танцующая в темноте». Но тогда поклонников и противников фильма было примерно поровну. И поклонники, включая автора этих строк, были настроены победительно и агрессивно. Теперь же редкие фаны «Антихриста», среди которых, например, Антон Долин (он-то будет защищать Триера до последнего – он к нему в Данию ездил и книгу про него написал) отступают и оправдываются.

Боюсь, что «Антихрист» позволит тем, кто никогда не любил Триера, радостно заявить: «Но я же предупреждал, что он дутая фигура!» и «Для меня фон Триер умер навсегда!».

Для меня не умер. «Самого главного босса» считаю фильмом артистическим и умным, о чем подробно написал в «Справочнике грез». Но и я первый раз в жизни буду ругать Триера.

Так!!! Важно предупредить, что про «Антихриста» нельзя писать без спойлеров. Иначе никто ничего не поймет. Поэтому сами решайте, читать ли дальше.

Всего два персонажа, муж и жена, которых изображают Уиллем Дефо и Шарлотта Гензбур. Триер говорит, что отталкивался от малонаселенных пьес Стриндберга – впрочем и от полотна «Крик» Мунка (в меньшей степени от Бергмана). Пролог фильма – черно-белый клип на оперную арию – демонстрирует предысторию кошмара: пока они занимались любовью, их маленький сын выпал из высокого окна. Но, несмотря на кошмар, пролог намекает на то, что не всё в фильме надо воспринимать всерьез (часть зрителей от некоторых деталей пролога начинает хохотать). И еще: что нас ожидает генитальный реализм. Гениталии, скорее всего, компьютерные либо принадлежат дублерам звезд (едва ли Дефо и Гензбур согласились бы на такие откровения), но сути это не меняет. Гениталии есть гениталии.

После гибели сына жена впадает в депрессию – примерно ту же, в какую, по его словам, впал до написания сценария сам фон Триер. Муж пытается излечить жену с помощью ролевых игр – и продолжает излечение на природе: они приезжают в заброшенный лесной дом. Депрессия периодически сменяется у жены вспышками сексуальной активности.

Три четверти фильма, длящегося час сорок четыре, на экране нет ничего, кроме достаточно скучного трепа, разыгранного «говорящими головами»: он говорит – камера на него, она говорит – камера на нее. Зал закашливает картину. Хотя его вроде бы должны держать в тонусе закадровые пугающие музыкальные шумы – привет Анджело Бадаламенти  из фильмов Дэвида Линча .

Триер утверждает в комментариях к фильму, будто Антихрист – это собственно природа. Однако, в фильме вселенское природное зло – это конкретно женщина. После трех тихих четвертей в фильме такое начинается!.. Все-таки постараюсь обойтись минимумом спойлеров и просто скажу, что если бы не существовало выражения «серпом по яйцам», то после этого фильма оно наверняка бы родилось. Именно такого действия в фильме нет, но есть много родственных действий по отношению к гениталиям и телам обоего пола.

Снять фильм на темы, что дьявол – это женщина и е..ля чревата последствиями (оба этих комментария к «Антихристу» принадлежат Марии Кувшиновой) как-то мелковато. Но Триер, по моему убеждению, ничего подобного и не снимал.

Он снял…

Тут возьмем паузу. Главные споры вокруг «Антихриста» сразу же свелись к тому, дурак ли фон Триер, который на полном серьезе делал серьезную шокирующую картину, не понимая, что она выглядит пародийной, или провокатор, который умело обманул фестивальную публику? Он прокололся – или же всех нас развел?

За то, Триер – серьезен, высказался в разговоре Алексей Медведев. Но я-то считаю, что Триер - провокатор. О том, что он не дурак, говорят все его прежние картины. Они же говорят о том, что он один из самых саркастичных людей на свете (и, кстати, доброприятно ироничных – я дважды брал у него интервью и прекрасно это знаю). Он как никакой другой режиссер умеет манипулировать публикой. Манипуляция в случае с «Антихристом» свелась к тому, что о фильме было расчетливо создано превратное впечатление (серьезный хоррор и пр.). И что фильм, в котором (еще один спойлер) героиня наказывает себя, отрезая себе ножницами клитор, посвящен Андрею Тарковскому. Алексей Медведев убежден в том, что это очередная триеровская дурость. Я же уверен, что расчетливый умелец Триер сделал такое посвящение, чтобы окончательно обозлить нелюбезных его сердцу нефанатов и заставить их после каннского просмотра кричать «бу-у!!!». Не «бу-у» даже, а «БУУУУУ!!!».

Перед фестивалем (после пяти дней просмотров кажется, будто это было в прошлом веке) мы спорили с Валерием Кичиным, и я вдруг пришел к странной мысли. Валера придумал, что мы дважды пообщаемся для его передачи на радио «Культура» до и после фестиваля не где-нибудь, а во время поездки из аэропорта Ниццы в Канн – и обратно. И выскажем сначала свои прогнозы, а в финале - оценки. Передача на «Культуре» уже вышла. Так вот я сказал, что в условиях очевидного кризиса идей, как тематических, так и артистических, который переживает современное кино, я не удивлюсь, если оно сблизится с видеоартом. Мы всегда считали их разнородными видами творческой деятельности. Видеоарт (хотя там тоже пленка, экран, движение, а иногда и сюжет) относится к тому арту, который демонстрируют на выставках и в музеях: к живописи, скульптуре, инсталляции. В арте важны скандал и провокация как таковые – они считаются самоценным актуальным художественным жестом. В кино же скандал как таковой прежде не был самоценен. Но в условиях идейного кризиса кино тоже может поставить на провокацию как таковую, что ничуть не плохо: всё хорошо, что заставляет массы интересоваться искусством. Так на радио «Культура» говорил я.

Всё это и впрямь хорошо. Но все-таки провокация ради провокации, первая из картин фон Триера, лишенная интересного смысла, меня разочаровала. Хорошо, если для него это просто передышка – перед новыми авангардными проектами. Но если фон Триер попросту не знает, куда двигаться, и устраивает дурацкую провокацию только ради того, чтобы о нем продолжали говорить?

Тогда дело швах.

This jacket belongs to you

Роман Волобуев "Афиша"

«Месть» Джонни То  заканчивается поразительным диалогом. Джонни Холлидей: «Is this your jacket?» Саймон Ям в ответ: «Fuck you!» Вот как надо мультикультурное кино снимать, учитесь.

Хотя, строго говоря, это все-таки не долгожданный англоязычный дебют мастера, а очередной его гонконгский фильм, куда как экзотический зверь запущен гулять Холлидей — который к тому же как следствие насыщенной жизни мало отличается от китайца. Он как бы парижский шеф-повар, у которого в Макао убили дочку и внуков; прилетает в макинтоше с клетчатой подкладкой и в замечательной шляпке. Сперва пытается сам по путеводителю отомстить, но потом нанимает себе трех добрых ангелов — Энтони Вонга, тонкого и толстого (ну вы знаете их) — и они все вместе идут всех убивать. В середине есть скромный и, если на выспавшуюся голову, довольно легко угадываемый, но все-таки сюрприз. Говорят мало и все с акцентом, много и вкусно едят, еще больше стреляют — притом видно, что мало осталось способов снимать перестрелки, которые То уже не попробовал, но он не расслабляется. В общем, не такое героиновое счастье, как «Воробей» или «Mad Detective», — просто два часа радости.

Поджог корейского павильона, кстати, тоже отменяется: «Мама» Бона Чун Хо не такая безупречная, как «Воспоминания об убийстве» (и действие, увы, не 80-е, а наши дни), но доволно выдающаяся. Начинается как деревенский детектив — тетенька пытается доказать, что ее сын-дебил не убивал делинквентную школьницу, но в итоге все сильно страшней оказывается.

Сегодня, кстати, особенно трудно не сойти у ума. За последние пять часов посмотрел сперва антиклерикальный пеплум («Агора» Аменабара), потом православный гиньоль (лунгинский «Иван Грозный», на диво, кстати, на настоящее кино похоже, Охлобыстина к тому же поджигают), сейчас, видимо, Ларс «Антихристом» добьет.


Хостинг от uCoz